Наполеон
Почти два столетия неприметное озеро в Вяземском районе Смоленской области приковывает внимание историков, учёных и… кладоискателей. Здесь покоятся несметные сокровища, вывезенные Наполеоном из Москвы. По крайней мере, так утверждали французский генерал де Сегюр и английский романист Вальтер Скотт.
19 октября 1812 г. «великая армия» Наполеона покидала разорённую Москву. За войсками тянулись бесконечные вереницы повозок, доверху забитые награбленным добром. Впоследствии чиновники русского МВД подсчитали: французы захватили в Москве 18 пудов золота, 325 пудов серебра, множество церковной утвари, драгоценных камней, старинного оружия, мехов и т.п. Сняли даже позолоченный крест с колокольни Ивана Великого и двуглавых орлов с башен Кремля. Самую ценную добычу Наполеон, разумеется, оставил себе, разместив в «золотом обозе» под охраной гвардии. Но до Парижа трофеи не добрались — исчезли.
В 1824 г. французский генерал де Сегюр опубликовал мемуары. Вряд ли бы кто помнил о них сегодня, если бы не одна фраза: «Пришлось бросить в Семлёвское озеро вывезенную из Москвы добычу: пушки, старинное оружие, украшения Кремля и крест с колокольни Ивана Великого». Сегюру вторит Вальтер Скотт в биографии Бонапарта: «Он (Наполеон – Д.К.) повелел, чтобы московская добыча — древние доспехи, пушки и большой крест с Ивана Великого — были брошены в Семлёвское озеро как трофеи… которые он не имел возможности везти с собою».
В 1835 г. смоленский губернатор Николай Хмельницкий, коротая время за чтением Скотта, обратил внимание на эти строки. Энергичный чиновник загорелся желанием найти клад, благо Семлёвское озеро находилось на территории его губернии. Хмельницкий немедля выехал в Вяземский уезд, добрался до лесного озера в паре вёрст от села Семлёво, и три недели тщательно его «обыскивал». Тщетно. Затем, в 1911 г., попытали счастья члены Вяземского комитета по увековечению памяти Отечественной войны. На свет божий извлекли лошадиные кости, обломки повозки, ржавую саблю — но не сокровища.
Позднее, в 1960 и в 1979 гг. дно Семлёвского озера и его окрестности изучали две научные экспедиции: учёные исследовали берега, проводили анализы воды. Как же они обрадовались, обнаружив в северо-западной части озера повышенное содержание драгоценных металлов! Но нет – очередное разочарование: ничего кроме камней и строительного мусора не нашли. После очередного фиаско учёные призадумались: а был ли клад?..
О затоплении московских сокровищ в Семлёвском озере мы знаем лишь со слов де Сегюра и Вальтера Скотта. Стоит ли им доверять? Британец с Наполеоном в Россию не ходил, книгу свою писал по документам и воспоминаниям очевидцев. Скорее всего, Скотт просто повторил версию «главного свидетеля» — де Сегюра. Некоторые исследователи обвиняют генерала во лжи, но справедливо ли?
Двести лет назад ландшафт в районе Семлёво сильно отличался от сегодняшнего: кроме Семлёвского озера существовало множество других водоёмов. Французские военные карты не отличались безупречной точностью, ведь GPS ещё не изобрели. Поэтому «Семлёвским» де Сегюр мог назвать любое из здешних озёр, запруд и даже болот. Кроме того, попавшим в «историю» не до географии с топонимикой: русские шли по пятам, и французы в спешке могли затопить ценности где угодно.
Впрочем, слова «где угодно» можно отнести не только к семлёвским водоёмам: голодные, усталые солдаты «великой армии» разбросали добычу от Малоярославца до Березины. Об этом писал Кутузов: «Неприятель в бегстве своем оставляет обозы, взрывает ящики со снарядами и покидает сокровища, из храмов Божиих похищенные». Старая Смоленская дорога была усыпана ценностями, немало добра сбрасывалось в реки. Вся Россия превращалась в огромное, бескрайнее «семлёвское озеро», затягивая на дно «великую армию» и её доселе непобедимого императора.
Отменно били французов лихие казаки. Однажды они захватили у неприятеля знатную добычу — 20 пудов серебра, Кутузов отослал его в Казанский собор Петербурга. Активно участвуя в «исчезновении» наполеоновского «золотого обоза», донские станичники добыли изрядное количество драгоценных металлов, пожертвованных затем храму в Новочеркасске.
Итак, картина ясна. Но никакие доводы не могут убедить энтузиастов, по сей день разыскивающих легендарный «клад Семлёвского озера». И зачем только обмолвился о нём генерал де Сегюр?
«Индостан наш!» и «русский солдат, моющий свои сапоги в Индийском океане» — это могло стать реальностью в далёком 1801 году, когда Павел I совместно с Наполеоном предпринял попытку покорения Индии.
Непреступная Азия
Насколько успешно шло освоение Россией востока, настолько же безуспешным оно оказывалось на юге. В этом направлении наше государство постоянно преследовал какой-то рок. Суровые степи и хребты Памира всегда оказывались для него непреодолимой преградой. Но дело, наверное, было не в географических препятствиях, а в отсутствии чётких целей.
К концу XVIII столетия Россия надёжно закрепилась в южных границах Уральского хребта, однако набеги кочевников и несговорчивые ханства мешали продвижению империи на юг. Тем не менее, Россия поглядывала не только на еще непокоренные Бухарский эмират и Хивинское ханство, но и дальше – в сторону неизвестной и загадочной Индии.
В это же время Британия, чья американская колония отпала как созревший плод, свои усилия сосредоточила на Индии, занимавшей важнейшее стратегическое положение в азиатском регионе. Пока Россия буксовала на подходе к Средней Азии, Англия, продвигаясь все дальше на север, всерьез рассматривала планы по завоеванию и заселению горных районов Индии, благоприятных для ведения хозяйства. Интересы двух держав вот-вот могли столкнуться.
«Наполеоновские планы»
Свои планы в отношении Индии имела и Франция.Однако ее интересовали не столько территории, сколько ненавистные англичане, укреплявшие там свое владычество. Время, чтобы выбить их из Индии, было самым подходящим. Британия, раздираемая войнами с княжествами Индостана, заметно ослабила свою армию в этом регионе. Наполеону Бонапарту оставалось найти только подходящего союзника.
Первый консул обратил свое внимание на Россию. «С вашим повелителем мы изменим лицо мира!», – льстил Наполеон русскому посланнику. И он не прогадал. Павел I, известный своими грандиозными планами по присоединению к России Мальты или отправлению военной экспедиции в Бразилию охотно пошёл на сближение с Бонапартом. Русского царя поддержка Франции интересовала не меньше. Цель – ослабление Англии – у них была общая.
Впрочем, первым идею о совместном походе на Индию подал Павел I, а Наполеон лишь поддержал эту инициативу. Павел, по мнению историка А. Кацуры, прекрасно осознавал, «что ключи к владению миром спрятаны где-то в центре евразийского пространства». Восточные грезы правителей двух сильных держав имели все шансы воплотиться в жизнь.
Индийский блицкриг
Подготовка к походу велась в тайне, вся информация большей частью передавалась через курьеров устно. На совместный бросок до Индии отводились рекордно короткие сроки – 50 дней. Союзники полагались на поддержку махараджи Пенджаба Типу-Саида, который бы ускорил продвижение экспедиции. С французской стороны должен был выступить 35-тысячный корпус во главе с прославленным генералом Андрэ Массеной, а с русской – такое же количество казаков под предводительством атамана войска Донского Василия Орлова. В поддержку уже немолодому атаману Павел распорядился назначить офицера Матвея Платова, будущего атамана войска Донского и героя войны 1812 года. В короткий срок к походу были подготовлены: 41 конный полк и две роты конной артиллерии, которые составили 27500 человек и 55000 лошадей.
Ничего не предвещало беды, однако грандиозная затея все же оказалась под угрозой. Виной всему британский офицер Джон Малколм, который в разгар подготовки русско-французской кампании сначала заключил союз с афганцами, а затем и с персидским шахом, который еще недавно присягал на верность Франции. Наполеона такой поворот событий явно не устраивал и он временно «заморозил» проект.
Но амбициозный Павел привык свои начинания доводить до конца и 28 февраля 1801 года отправил Донское войско на покорение Индии. Свой грандиозный и смелый замысел он изложил Орлову в напутственном письме, отмечая, что туда, куда вы назначаетесь, англичане имеют «свои заведения торговли, приобретенные или деньгами, или оружием. Вам надо все это разорить, угнетенных владельцев освободить и землю привести России в ту же зависимость, в какой она у англичан».
Назад домой
Изначально было ясно, что экспедиция в Индию не была спланирована должным образом. Орлову не удалось собрать необходимые сведения о пути через Среднюю Азию, ему пришлось вести войско по картам путешественника Ф. Ефремова, составленных в 1770 — 1780-х. Не получилось у атамана и собрать 35-тысячное войско – в поход выступило от силы 22 тысячи человек.
Зимнее путешествие на лошадях через калмыцкие степи было суровым испытанием даже для закаленных казаков. Их передвижению мешали и промокшие от подтаявшего снега бурки, и реки, только начавшие освобождаться ото льда, и песчаные бури. Стало не хватать хлеба и фуража. Но войска готовы были идти и дальше.
Все изменило убийство Павла I в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. «Где казаки?», – таким был один из первых вопросов новоиспеченного императора Александра I к графу Ливену, участвовавшему в разработке маршрута. Отправленный фельдегерь с собственноручно написанным Александром распоряжением о прекращении похода настиг экспедицию Орлова лишь 23 марта в селе Мачетном Саратовской губернии. Казакам было велено возвращаться к своим домам.
Любопытно, что повторилась история пятилетней давности, когда после смерти Екатерины II была возвращена, отправленная в Прикаспийские земли Дагестанская экспедиция Зубова-Цицианова.
Английский след
Еще 24 октября 1800 года было совершено неудачное покушение на Наполеона, к которому были причастны англичане. Скорее всего, так на планы Бонапарта отреагировали английские чиновники, боящиеся потерять свои миллионы, которые им приносила Ост-Индская компания. Но с отказом от участия в походе Наполеона деятельность английских агентов была перенаправлена на российского императора. Многие исследователи, в частности историк Кирилл Серебренитский, усматривают в гибели Павла именно английские причины.
Это косвенно подтверждают и факты. Например, один из разработчиков индийского похода и главный заговорщик граф Пален был замечен в связях с англичанами. Кроме этого с Британских островов щедро снабжали деньгами петербургскую любовницу английского посла Чарльза Уитворда, чтобы та, по мнению исследователей, подготовила почву для заговора против Павла I. Интересно также, что переписка Павла с Наполеоном 1800-1801 годов была выкуплена в 1816 году частным лицом из Великобритании и впоследствии сожжена.
Новые перспективы
После смерти Павла Александр I, к удивлению многих, продолжил налаживать отношения с Наполеоном, однако пытался их выстраивать с более выгодных для России позиций. Молодому царю претила высокомерность и ненасытность французского правителя.
В 1807 году во время встречи в Тильзите Наполеон пытался склонить Александра к подписанию соглашения о разделе Османской империи и новом походе на Индию. Позднее 2 февраля 1808 года в письме к нему Бонапарт так излагал свои планы: «Если бы войско из 50 тысяч человек русских, французов, пожалуй, даже немного австрийцев направилось через Константинополь в Азию и появилось бы на Евфрате, то оно заставило бы трепетать Англию и повергло бы ее к ногам материк».
Доподлинно неизвестно, как отнесся к этой идее российский император, но он предпочитал, чтобы любая инициатива исходила не от Франции, а от России. В последующие годы уже без Франции Россия начинает активно осваивать Среднюю Азию и налаживать торговые отношения с Индией, исключив в этом деле всякие авантюры.
источник
Вторжение Наполеона в Россию было началом краха его амбиций. Здесь его «великая армия» потерпела фиаско. Но корсиканца всю жизнь словно тянуло в Россию. Он хотел служить в русской армии и планировал породниться с российским императором.
Россия как плацдарм для Восточного похода
Наполеон Бонапарт вовсе не собирался останавливаться на подчинении России. Он мечтал об империи Александра Македонского, его дальнейшие цели лежали далеко в Индии. Таким образом, он собирался ужалить Великобританию пиком русских казаков в ее самом больном месте. Иными словами, прибрать к руках богатые английские колонии.
Такой конфликт мог привести к полному краху Британской империи. В свое время, об этом проекте, по словам историка Александра Кацура, задумывался и Павел I.
Еще в 1801 году французский агент в России Гиттен, передавал Наполеону «…Россия из своих азиатских владений… могла бы подать руку помощи французской армии в Египте и, действуя совместно с Францией, перенести войну в Бенгалию».
Был даже совместный русско-французский проект – 35 тысячное войско под командование генерала Массена, к которому в районе Черного моря присоединялись русские казаки, через Каспий, Персию, Герат и Кандагар должны были выйти к провинциям Индии. А в сказочной стране союзникам уже непосредственно надо было «хватать англичан за щулята».
Как известно, Индийский поход вместе с Павлом у Наполеона не получился, но в 1807 году во время встречи в Тильзите Наполеон пытался склонить уже Александра к подписанию соглашения о разделе Османской империи и новом походе на Индию.
Позднее 2 февраля 1808 года в письме к нему Бонапарт так излагал свои планы: «Если бы войско из 50 тысяч человек русских, французов, пожалуй, даже немного австрийцев направилось через Константинополь в Азию и появилось бы на Евфрате, то оно заставило бы трепетать Англию и повергло бы ее к ногам материка».
Доподлинно неизвестно, как отнесся к этой идее российский император, но он предпочитал, чтобы любая инициатива исходила не от Франции, а от России. В последующие годы уже без Франции Россия начинает активно осваивать Среднюю Азию и налаживать торговые отношения с Индией, исключив в этом деле всякую авантюру.
Зато известны слова Наполеона, которые он сказал приставленному к нему врачу-ирландцу Барри Эдварду О`Мира во время ссылки на Святую Елену: «Если бы Павел остался жив, вы бы уже потеряли Индию».
Нежеланная Москва
Решение идти на Москву было для Наполеона не военным, а политическим. По мнению А. П. Шувалова именно полагание на политику было главной ошибкой Бонапарта. Шувалов писал: «Он основал планы на политических расчетах. Сии расчеты оказались ложными, и здание его разрушилось».
Историки до сих пор не могут прийти к единодушному мнению, почему Наполеон пошел именно на Москву. Она не была столицей.
Идеальным с военной стороны решением было остаться на зимовку в Смоленске; эти планы Наполеон обговаривал с австрийским дипломатом фон Меттернихом. Бонапарт заявлял: «Мое предприятие принадлежит к числу тех, решение которых дается терпением. Торжество будет уделом более терпеливого. Я открою кампанию переходом через Неман. Закончу я ее в Смоленске и Минске. Там я остановлюсь».
Эти же планы озвучивал Бонапарт и по воспоминаниям генерала де Сюгера. Он записал следующие слова Наполеона, сказанные им генералу Себастиани в Вильно: «Я не перейду Двину. Хотеть идти дальше в течение этого года – значит идти навстречу собственной гибели».
Очевидно, что поход на Москву был для Наполеона вынужденным шагом. Как утверждает историк В.М. Безотосный, Наполеон «рассчитывал, что вся кампания уложится в рамки лета – максимум начала осени 1812 года». Более того, зиму 1812 года французский император планировал провести в Париже, но политическая ситуация спутала ему все карты. Историк А.К. Дживелегов писал: «Остановиться на зимовку в Смоленске значило оживить все возможные недовольства и волнения во Франции и в Европе. Политика погнала Наполеона дальше и заставила его нарушить свой превосходный первоначальный план».
Хотел генерального сражения
Тактика русской армии стала для Наполеона неприятным сюрпризом. Он был уверен, что русские для спасения своей столицы вынуждены будут дать генеральное сражение, а Александр I для ее спасения запросит мира. Эти прогнозы оказались сорваны. Наполеона погубило как отступление от своих первоначальных планов, так и отступление русской армии под руководством генерала Барклая де Толли .
До рокировки Толли и Кутузова французы удостоились только двух битв. В начале похода такое поведение противника было на руку французскому императору, он мечтал дойти до Смоленска с малыми потерями и там остановиться.
Судьбу Москвы же должно было решить генеральное сражение, которое сам Наполеон называл grand coup. Оно было нужно как Наполеону, так и Франции.
Но вышло все иначе. Под Смоленском русским армиям удалось объединиться и они продолжили вовлекать Наполеона вглубь огромной страны. Grand coup откладывался. Французы входили в пустующие города, доедали последние запасы и паниковали. Уже позже, сидя на острове Святой Елены, Наполеон вспоминал: «Мои полки, изумленные тем, что после стольких трудных и убийственных переходов плоды их усилий от них постоянно удаляются, начинали с беспокойством взирать на расстояние, отделявшее их от Франции».
источник
Вторжение Наполеона в Россию было началом краха его амбиций. Здесь его «великая армия» потерпела фиаско. Но корсиканца всю жизнь словно тянуло в Россию. Он хотел служить в русской армии и планировал породниться с российским императором.
Россия как плацдарм для Восточного похода
Наполеон Бонапарт вовсе не собирался останавливаться на подчинении России. Он мечтал об империи Александра Македонского, его дальнейшие цели лежали далеко в Индии. Таким образом, он собирался ужалить Великобританию пиком русских казаков в ее самом больном месте. Иными словами, прибрать к руках богатые английские колонии.
Такой конфликт мог привести к полному краху Британской империи. В свое время, об этом проекте, по словам историка Александра Кацура, задумывался и Павел I.
Еще в 1801 году французский агент в России Гиттен, передавал Наполеону «…Россия из своих азиатских владений… могла бы подать руку помощи французской армии в Египте и, действуя совместно с Францией, перенести войну в Бенгалию».
Был даже совместный русско-французский проект – 35 тысячное войско под командование генерала Массена, к которому в районе Черного моря присоединялись русские казаки, через Каспий, Персию, Герат и Кандагар должны были выйти к провинциям Индии. А в сказочной стране союзникам уже непосредственно надо было «хватать англичан за щулята».
Как известно, Индийский поход вместе с Павлом у Наполеона не получился, но в 1807 году во время встречи в Тильзите Наполеон пытался склонить уже Александра к подписанию соглашения о разделе Османской империи и новом походе на Индию.
Позднее 2 февраля 1808 года в письме к нему Бонапарт так излагал свои планы: «Если бы войско из 50 тысяч человек русских, французов, пожалуй, даже немного австрийцев направилось через Константинополь в Азию и появилось бы на Евфрате, то оно заставило бы трепетать Англию и повергло бы ее к ногам материка».
Доподлинно неизвестно, как отнесся к этой идее российский император, но он предпочитал, чтобы любая инициатива исходила не от Франции, а от России. В последующие годы уже без Франции Россия начинает активно осваивать Среднюю Азию и налаживать торговые отношения с Индией, исключив в этом деле всякую авантюру.
Зато известны слова Наполеона, которые он сказал приставленному к нему врачу-ирландцу Барри Эдварду О`Мира во время ссылки на Святую Елену: «Если бы Павел остался жив, вы бы уже потеряли Индию».
Нежеланная Москва
Решение идти на Москву было для Наполеона не военным, а политическим. По мнению А. П. Шувалова именно полагание на политику было главной ошибкой Бонапарта. Шувалов писал: «Он основал планы на политических расчетах. Сии расчеты оказались ложными, и здание его разрушилось».
Историки до сих пор не могут прийти к единодушному мнению, почему Наполеон пошел именно на Москву. Она не была столицей.
Идеальным с военной стороны решением было остаться на зимовку в Смоленске; эти планы Наполеон обговаривал с австрийским дипломатом фон Меттернихом. Бонапарт заявлял: «Мое предприятие принадлежит к числу тех, решение которых дается терпением. Торжество будет уделом более терпеливого. Я открою кампанию переходом через Неман. Закончу я ее в Смоленске и Минске. Там я остановлюсь».
Эти же планы озвучивал Бонапарт и по воспоминаниям генерала де Сюгера. Он записал следующие слова Наполеона, сказанные им генералу Себастиани в Вильно: «Я не перейду Двину. Хотеть идти дальше в течение этого года – значит идти навстречу собственной гибели».
Очевидно, что поход на Москву был для Наполеона вынужденным шагом. Как утверждает историк В.М. Безотосный, Наполеон «рассчитывал, что вся кампания уложится в рамки лета – максимум начала осени 1812 года». Более того, зиму 1812 года французский император планировал провести в Париже, но политическая ситуация спутала ему все карты. Историк А.К. Дживелегов писал: «Остановиться на зимовку в Смоленске значило оживить все возможные недовольства и волнения во Франции и в Европе. Политика погнала Наполеона дальше и заставила его нарушить свой превосходный первоначальный план».
Хотел генерального сражения
Тактика русской армии стала для Наполеона неприятным сюрпризом. Он был уверен, что русские для спасения своей столицы вынуждены будут дать генеральное сражение, а Александр I для ее спасения запросит мира. Эти прогнозы оказались сорваны. Наполеона погубило как отступление от своих первоначальных планов, так и отступление русской армии под руководством генерала Барклая де Толли .
До рокировки Толли и Кутузова французы удостоились только двух битв. В начале похода такое поведение противника было на руку французскому императору, он мечтал дойти до Смоленска с малыми потерями и там остановиться.
Судьбу Москвы же должно было решить генеральное сражение, которое сам Наполеон называл grand coup. Оно было нужно как Наполеону, так и Франции.
Но вышло все иначе. Под Смоленском русским армиям удалось объединиться и они продолжили вовлекать Наполеона вглубь огромной страны. Grand coup откладывался. Французы входили в пустующие города, доедали последние запасы и паниковали. Уже позже, сидя на острове Святой Елены, Наполеон вспоминал: «Мои полки, изумленные тем, что после стольких трудных и убийственных переходов плоды их усилий от них постоянно удаляются, начинали с беспокойством взирать на расстояние, отделявшее их от Франции».
источник
После русской кампании осколки некогда великой армии Наполеона рассеялись по бескрайним просторам России. Часть солдат вернулась домой, но немало пожелали остаться в чужой стране навсегда.
Куда исчезла армия?
В 1869 году вышедший на пенсию французский инженер Шарль-Жозеф Минар со свойственной ему кропотливостью проделал уникальную работу: создал диаграмму, в которой отразил изменение численности наполеоновского войска в период русской кампании.
Согласно цифрам, из 422 тысяч перешедших Неман наполеоновских солдат обратно вернулись всего 10 тысяч.
Французский инженер не учел еще примерно 200 тысяч человек, которые пополнили армию Наполеона в ходе войны. По современным данным из 600-тысячной Великой армии в обратном направлении границу России пересекло не более 50 тысяч человек. Подсчитано, что за полгода боев погибло около 150 тысяч человек, но где же остальные 400 тысяч?
Лето 1812 года в России выдалось на редкость жарким. Наполеоновские солдаты изнывали от палящего солнца и пыли: многие умирали от тепловых ударов и сердечных приступов. Ситуацию усугубили кишечные инфекции, которые в условиях антисанитарии нещадно косили завоевателей. Потом пришло время холодных ливней, которые сменились суровыми морозами…
Количество попавших в плен наполеоновских солдат (французов, немцев, поляков, итальянцев) историк Владлен Сироткин оценивает в 200 тыс. человек – практически все, кто уцелел в негостеприимной России.
Многим из них не суждено было выжить – голод, эпидемии, морозы, массовые убийства. Все же около 100 тысяч солдат и офицеров оставались в России два года спустя, из них порядка 60 тысяч (большинство французы) – приняли российское подданство.
После окончания войны король Франции Людовик XVIII просил Александра I как-нибудь воздействовать на застрявших в России соотечественников и заставить их вернуться на родину, но русское правительство заниматься этим не стало.
Французский след
Следы пребывания французов в России можно увидеть по всей стране. В Москве сегодня проживает около полутора десятков семей, чьи предки когда-то не пожелали возвращаться во Францию – Ауцы, Юнкеровы, Жандры, Бушенёвы. Но особое место здесь занимает Челябинская область. Почему? Об этом позднее.
В первой половине XIX столетия на окраине Самары существовал топоним «Французова Мельница». Это свидетельство того, что на когда-то работавшей мельнице трудились пленные французы.
А в современном Сыктывкаре (ранее Усть-Сысольск Вологодской губернии) есть пригород Париж. По преданию его основание так же дело рук пленных французов.
Оставили свой след французы и в русском языке. Голодные и замерзшие наполеоновские солдаты, выпрашивая у русских крестьян кров и хлеб, нередко обращались к ним «cher ami» («милый друг»). А когда им была нужна лошадь, они произносили это слово на родном языке – «cheval». Так великий и могучий пополнился жаргонными словечками – «шаромыжник» и «шваль».
Известный русский экономист, сын смоленского помещика Юрий Арнольд оставил нам воспоминания, в которых поведал о наполеоновском солдате по фамилии Гражан, ставшим его воспитателем. Мальчик души не чаял в «дядьке», научившем его разводить костер, ставить палатку, стрелять и барабанить. В 1818 году родители оправили сына в Московский дворянский пансион. Педагоги были в шоке. Не столько от свободного владения Юрием французским языком, сколько от жаргонных выражений, которыми «сыпал» подросток: «Жрать, засранцы!» или «Ползет, как беременная вошь по дерьму», – так они звучат в переводе на русский.
Из наполеоновцев в казаки
Наполеон, произнесший знаменитую фразу «Дайте мне одних казаков, и я пройду с ними всю Европу», и подумать не мог, что в скором времени его солдаты вольются в это грозное воинство. Но адаптация происходила постепенно. Историки по крупицам собирают сведения и восстанавливают картину ассимиляции в России бывших наполеоновских солдат.
Например, профессор Сироткин в московских архивах наткнулся на след маленькой наполеоновской общины на Алтае. В документах говорится как три солдата-француза – Венсан, Камбрэ и Луи – добровольно уехали в тайгу (Бийский уезд), где получили землю и были приписаны к крестьянам.
Историк Владимир Земцов обнаружил, что в Пермской и Оренбургской губерниях побывало не менее 8 тысяч пленных наполеоновцев, из них несколько десятков – имперские офицеры. Около тысячи умерло, а многие после заключения мира пожелали вернуться домой.
Принимали французов со всем гостеприимством. Одетых не по сезону обмундировали полушубками, суконными панталонами, сапогами и рукавицами; больных и раненых сразу отправляли в военные госпитали; голодных – откармливали. Некоторых пленных офицеров русские дворяне брали к себе на содержание.
Унтер-лейтенант Рюппель вспоминал как жил в семье оренбургского помещика Племянникова, где, между прочим, познакомился с историком Николаем Карамзиным. А уфимские дворяне устраивали для пленных французских офицеров бесконечные ужины, танцы и охоты, оспаривая право пригласить их к себе первыми.
Следует заметить, что французы российское подданство принимали робко, словно выбирая между позорным возвращением на родину и полной неизвестностью.
Во всей Оренбургской губернии таких оказалось 40 человек – 12 из них пожелали вступить в казачье войско.
Архивы нам сохранили имена 5 смельчаков, которые в конце 1815 года подали прошение о вступлении в российское подданство: Антуан Берг, Шарль Жозеф Бушен, Жан Пьер Бинелон, Антуан Виклер, Эдуар Ланглуа. Позднее они были причислены к казачьему сословию Оренбургского войска.
К началу ХХ века в Оренбургском войске насчитывалось порядка двухсот казаков с французскими корнями.
А на Дону в конце XIX века краеведы нашли 49 потомков наполеоновских солдат, записавшихся в казаки. Обнаружить их было не так просто: к примеру, Жандр превратился в Жандрова, а Бинелон в Белова.
На защиту новых рубежей
Уездный городок Верхнеуральск (сейчас это Челябинская область) в начале XIX столетия был небольшим фортом, охранявшим юго-восточные рубежи России от набегов казахских батыров. К 1836 году возникла необходимость укрепления этого плацдарма, для чего началось строительство Новой Линии: вскоре от Орска до станицы Березовской выросла цепь казачьих поселений – редутов, четыре из которых получили французские имена: Фер-Шампенуаз, Арси, Париж и Бриенн. Среди прочих на Новую Линию были переселены все казаки-французы со своими семьями.
В ответ на наращивание численности казачьих войск казахский султан Кенесары Касымов развернул масштабные боевые действия. Теперь убеленные сединами наполеоновские ветераны вновь вынуждены были возвращаться к подзабытому воинскому ремеслу, но теперь для защиты интересов уже нового отечества.
В числе добровольцев на Новой Линии оказался престарелый и обрусевший наполеоновский солдат Илья Кондратьевич Ауц, который переехал сюда из Бугульмы со всем многочисленным семейством, а также родившийся от француза и казачки оренбургский казак Иван Иванович Жандр. Последний в итоге дослужился до чина сотника и получил землю в станице Кизильской Верхнеуральского уезда.
В Оренбурге прижился еще один колоритный француз – молодой офицер из древнего рыцарского рода Дезире д’Андевиль.
Какое-то время он занимался преподаванием французского языка. Когда в 1825 году в Оренбурге было учреждено Неплюевское казачье военное училище, д’Андевиль был принят в его штат и причислен к казачьему сословию на правах дворянина.
В1826 у него родился сын — Виктор Дандевиль, который продолжил казачье дело отца. С 18 лет Виктор служил в войсковой конной артиллерии, отметился в походах на Арал и Каспий. За боевые отличия его назначают на пост наказного атамана Уральского казачьего войска. Впоследствии Виктор Дандевиль достигает новых высот – становится генералом от инфантерии и командиром армейского корпуса. Он, как когда-то его предки-крестоносцы, демонстрирует свою воинскую доблесть в сражениях с мусульманами – в Туркестане, Киргизии, Сербии и Болгарии.
Много пленных солдат Великой армии оказалось в землях Терского казачества. Это были почти исключительно поляки, которых по традиции называли французами.
В 1813 году около тысячи поляков было переправлено в Георгиевск – главный город Кавказской губернии. Теперь новоиспеченным казакам предстояло нести воинскую службу в одной из самых горячих точек российского порубежья. Какая-то часть казаков-поляков уцелела в пекле Кавказской войны, о чем могут свидетельствовать польские фамилии, до сих пор встречающиеся в станицах Северного Кавказа.
Малоизвестный факт – под началом Наполеона в 1812 году служило порядка 8 тысяч выходцев из Российской империи. Из них даже был создан отдельный Русский легион, который вместе с основной армией участвовал в захвате Москвы.
Кто эти люди?
Русский легион в армии Наполеона состоял из двух категорий. Первые – это военнопленные, которые так и остались на территории Европы еще со времен войн в 1798-1807 годов. А вторая – беглые крепостные крестьяне, отправившиеся «за бугор» в поисках лучшей доли.
Интересно то, что ни первых, ни вторых никто насильно не заставлял вставать под ружье и идти воевать против бывших сограждан.
Более того, почти все они (за исключением части крепостных, которым действительно даже там жилось не сладко) жили в городах Франции и Германии, занимались своим делом и никаким репрессиям не подвергались. Сами европейцы относились к ним хорошо. Казалось бы, зачем русским вставать под знамена Наполеона и идти войной против своей Родины? Ведь делали они это исключительно в добровольном порядке.
А ларчик, как говорится, просто открывался. Что бывшие военнопленные, что бывшие крепостные просто вкусили свободной (если сравнивать с Российской империей) жизни. И потому поход французского императора на Россию восприняли… с воодушевлением. Ведь они перестали быть рабами, благодаря европейской системе ценностей. И в голове «щелкнуло» — захотелось освободить весь народ от крепостного рабства. А Наполеон, как раз и выступал в роли эдакого правителя-освободителя.
Страх перед «Робеспьером на коне»
Когда только Наполеон начал превращать в жизнь свой план о создании величайшей империи, русское дворянство отнеслось к этому довольно спокойно. Но когда он нацелил свою шпагу на Российскую империю, было уже не до шуток. Наполеона боялись. Причем не как грозного и сурового императора или как непобедимого военачальника. Нет, он пугал тем, что нес захваченным народам свободу, который не церемонился с представителями предыдущего режима. Поэтому в дворянских кругах француза называли либо «Робеспьер на коне», либо «Начальник гильотины». Александр Тургенев писал по этому поводу еще до начала боевых действий: «Бонапарте придет в Россию. Я воображаю санкюлотов, скачущих и бегающих по длинным улицам московским» (санклюты – это революционно настроенные граждане, представители «третьего сословия» во время Великой французской революции).
Боялся возможной революции в стране и император. Ведь мощь французской армии была известна, а потому исход противостояния мог решиться в чью-либо пользу из-за малейшей «мелочи». Такой «мелочью» могли стать освобожденные Наполеоном крестьяне, которые, получив свободу, наверняка бы встали под его знамена. Понятно, что решить эту проблему Александр I мог лишь двумя способами. Первый – нанести Наполеону поражение вне территории Российской империи, чтобы французы с их идеями «свободы» даже шагу не успели ступить по русской земле. А второй – это решиться на отмену крепостного права самому. А после гадать, что произойдет в стране с разорившимися дворянами. Но все эти варианты были слишком фантастическими.
Настроения императора передалось и его военачальникам. Так, генерал Николай Раевский писал в своем дневнике, спустя несколько дней с начала войны:
«Я боюсь прокламаций, боюсь, чтобы не дал Наполеон вольности народу, боюсь в нашем крае беспокойства».
Еще до войны среди крепостных стали ходить различные слухи, которые будоражили умы простолюдин. Так, одни говорили, что с запада идет император, который даст волю всем. Подливали масло в огонь и старообрядцы, уверяющие, что Наполеон – это «царь Развей», чье предсказали еще сто лет назад.
А в апреле 1812 года на стенах нескольких московских домов стали появляться идентичные надписи. Кто-то краской выводил всего одного слово – «Вольность!». За дело взялась полиция и скоро отыскала виновных. Ими оказались два дворовых мужика, знавших грамоту, Петр Иванов и Афанасий Медведев. На допросе они хором заявили, что им скоро Москва окажется в руках французов, простой люд получит свободу, а помещиков «посадят на жалование».
И перед самой войной волнения среди крепостных становились лишь сильнее. Поэтому некоторые решили не дожидаться триумфального прихода Наполеона. Они сами сбегали от своих дворян, прибивались к различным бандитским шайкам и с их помощью оказывались в Европе. А уж там, поступали на службу Русского легиона.
Наполеон не осмелился
Учитывая настроения крестьян, а также их отношение к французскому императору, Наполеону и оставалось-то, чтобы лишь «чиркнуть спичкой». Пламя разгорелось бы само. И тогда, кто знает, как сложилась история Российской империи. Но этого не произошло.
Интересно то, что Наполеон сам прекрасно понимал все могущество своего положения. Его Русский легион и так постоянно пополнялся новыми людьми, а тут он мог вместо одного легиона обзавестись целым русским войском. Уже будучи на острове Святой Елены, в 1817 году Наполеон признался своему врачу О’Меару: «Я провозгласил бы свободу всех крепостных в России и уничтожил бы привилегии дворянства. Это создало бы мне массу приверженцев».
Многие историки склоняются к тому, что как раз не отменять крепостное право французский император решил из-за… Русского легиона. Дело в том, что против Наполеона воевало русское дворянство, которое он считал просвещенным и цивилизованным, знавшим его родной язык. А беглые крепостные напоминали ему дикарей-бедуинов, которые противостояли французам в Африке.
Наполеон понимал, что между русским дворянином и крепостным крестьянином огромная культурная пропасть. Что последние не готовы к свободе. Простой народ элементарно не будет знать, что с ней делать.
Все тому же О’Меару Наполеон заявил следующее: «Я мог бы вооружить наибольшую часть населения России против нее же самой, провозгласив свободу рабов. Но, когда я узнал грубость нравов русского народа, я отказался от этой меры, которая предала бы смерти, разграблению и самым страшным мукам много семейств»
Впоследствии, крестьяне, вступившие в Русский легион, стали массово дезертировать. Они поняли, что никакой обещанной отмены крепостного права не будет, а французы – это не освободители, а обычные завоеватели, которые хотят лишь разорить их родную землю. Поэтому они прибивались к многочисленным партизанским отрядам и всей душой желали смерти французскому императору-обманщику.
Почти два столетия неприметное озеро в Вяземском районе Смоленской области приковывает внимание историков, учёных и… кладоискателей. Здесь покоятся несметные сокровища, вывезенные Наполеоном из Москвы. По крайней мере, так утверждали французский генерал де Сегюр и английский романист Вальтер Скотт.
19 октября 1812 г. «великая армия» Наполеона покидала разорённую Москву. За войсками тянулись бесконечные вереницы повозок, доверху забитые награбленным добром. Впоследствии чиновники русского МВД подсчитали: французы захватили в Москве 18 пудов золота, 325 пудов серебра, множество церковной утвари, драгоценных камней, старинного оружия, мехов и т.п. Сняли даже позолоченный крест с колокольни Ивана Великого и двуглавых орлов с башен Кремля. Самую ценную добычу Наполеон, разумеется, оставил себе, разместив в «золотом обозе» под охраной гвардии. Но до Парижа трофеи не добрались — исчезли.
В 1824 г. французский генерал де Сегюр опубликовал мемуары. Вряд ли бы кто помнил о них сегодня, если бы не одна фраза: «Пришлось бросить в Семлёвское озеро вывезенную из Москвы добычу: пушки, старинное оружие, украшения Кремля и крест с колокольни Ивана Великого». Сегюру вторит Вальтер Скотт в биографии Бонапарта: «Он (Наполеон – Д.К.) повелел, чтобы московская добыча — древние доспехи, пушки и большой крест с Ивана Великого — были брошены в Семлёвское озеро как трофеи… которые он не имел возможности везти с собою».
В 1835 г. смоленский губернатор Николай Хмельницкий, коротая время за чтением Скотта, обратил внимание на эти строки. Энергичный чиновник загорелся желанием найти клад, благо Семлёвское озеро находилось на территории его губернии. Хмельницкий немедля выехал в Вяземский уезд, добрался до лесного озера в паре вёрст от села Семлёво, и три недели тщательно его «обыскивал». Тщетно. Затем, в 1911 г., попытали счастья члены Вяземского комитета по увековечению памяти Отечественной войны. На свет божий извлекли лошадиные кости, обломки повозки, ржавую саблю — но не сокровища.
Позднее, в 1960 и в 1979 гг. дно Семлёвского озера и его окрестности изучали две научные экспедиции: учёные исследовали берега, проводили анализы воды. Как же они обрадовались, обнаружив в северо-западной части озера повышенное содержание драгоценных металлов! Но нет – очередное разочарование: ничего кроме камней и строительного мусора не нашли. После очередного фиаско учёные призадумались: а был ли клад?..
О затоплении московских сокровищ в Семлёвском озере мы знаем лишь со слов де Сегюра и Вальтера Скотта. Стоит ли им доверять? Британец с Наполеоном в Россию не ходил, книгу свою писал по документам и воспоминаниям очевидцев. Скорее всего, Скотт просто повторил версию «главного свидетеля» — де Сегюра. Некоторые исследователи обвиняют генерала во лжи, но справедливо ли?
Двести лет назад ландшафт в районе Семлёво сильно отличался от сегодняшнего: кроме Семлёвского озера существовало множество других водоёмов. Французские военные карты не отличались безупречной точностью, ведь GPS ещё не изобрели. Поэтому «Семлёвским» де Сегюр мог назвать любое из здешних озёр, запруд и даже болот. Кроме того, попавшим в «историю» не до географии с топонимикой: русские шли по пятам, и французы в спешке могли затопить ценности где угодно.
Впрочем, слова «где угодно» можно отнести не только к семлёвским водоёмам: голодные, усталые солдаты «великой армии» разбросали добычу от Малоярославца до Березины. Об этом писал Кутузов: «Неприятель в бегстве своем оставляет обозы, взрывает ящики со снарядами и покидает сокровища, из храмов Божиих похищенные». Старая Смоленская дорога была усыпана ценностями, немало добра сбрасывалось в реки. Вся Россия превращалась в огромное, бескрайнее «семлёвское озеро», затягивая на дно «великую армию» и её доселе непобедимого императора.
Отменно били французов лихие казаки. Однажды они захватили у неприятеля знатную добычу — 20 пудов серебра, Кутузов отослал его в Казанский собор Петербурга. Активно участвуя в «исчезновении» наполеоновского «золотого обоза», донские станичники добыли изрядное количество драгоценных металлов, пожертвованных затем храму в Новочеркасске.
Итак, картина ясна. Но никакие доводы не могут убедить энтузиастов, по сей день разыскивающих легендарный «клад Семлёвского озера». И зачем только обмолвился о нём генерал де Сегюр?
После русской кампании осколки некогда великой армии Наполеона рассеялись по бескрайним просторам России. Часть солдат вернулась домой, но немало пожелали остаться в чужой стране навсегда.
Куда исчезла армия?
В 1869 году вышедший на пенсию французский инженер Шарль-Жозеф Минар со свойственной ему кропотливостью проделал уникальную работу: создал диаграмму, в которой отразил изменение численности наполеоновского войска в период русской кампании.
Согласно цифрам, из 422 тысяч перешедших Неман наполеоновских солдат обратно вернулись всего 10 тысяч.
Французский инженер не учел еще примерно 200 тысяч человек, которые пополнили армию Наполеона в ходе войны. По современным данным из 600-тысячной Великой армии в обратном направлении границу России пересекло не более 50 тысяч человек. Подсчитано, что за полгода боев погибло около 150 тысяч человек, но где же остальные 400 тысяч?
Лето 1812 года в России выдалось на редкость жарким. Наполеоновские солдаты изнывали от палящего солнца и пыли: многие умирали от тепловых ударов и сердечных приступов. Ситуацию усугубили кишечные инфекции, которые в условиях антисанитарии нещадно косили завоевателей. Потом пришло время холодных ливней, которые сменились суровыми морозами…
Количество попавших в плен наполеоновских солдат (французов, немцев, поляков, итальянцев) историк Владлен Сироткин оценивает в 200 тыс. человек – практически все, кто уцелел в негостеприимной России.
Многим из них не суждено было выжить – голод, эпидемии, морозы, массовые убийства. Все же около 100 тысяч солдат и офицеров оставались в России два года спустя, из них порядка 60 тысяч (большинство французы) – приняли российское подданство.
После окончания войны король Франции Людовик XVIII просил Александра I как-нибудь воздействовать на застрявших в России соотечественников и заставить их вернуться на родину, но русское правительство заниматься этим не стало.
Французский след
Следы пребывания французов в России можно увидеть по всей стране. В Москве сегодня проживает около полутора десятков семей, чьи предки когда-то не пожелали возвращаться во Францию – Ауцы, Юнкеровы, Жандры, Бушенёвы. Но особое место здесь занимает Челябинская область. Почему? Об этом позднее.
В первой половине XIX столетия на окраине Самары существовал топоним «Французова Мельница». Это свидетельство того, что на когда-то работавшей мельнице трудились пленные французы.
А в современном Сыктывкаре (ранее Усть-Сысольск Вологодской губернии) есть пригород Париж. По преданию его основание так же дело рук пленных французов.
Оставили свой след французы и в русском языке. Голодные и замерзшие наполеоновские солдаты, выпрашивая у русских крестьян кров и хлеб, нередко обращались к ним «cher ami» («милый друг»). А когда им была нужна лошадь, они произносили это слово на родном языке – «cheval». Так великий и могучий пополнился жаргонными словечками – «шаромыжник» и «шваль».
Известный русский экономист, сын смоленского помещика Юрий Арнольд оставил нам воспоминания, в которых поведал о наполеоновском солдате по фамилии Гражан, ставшим его воспитателем. Мальчик души не чаял в «дядьке», научившем его разводить костер, ставить палатку, стрелять и барабанить. В 1818 году родители оправили сына в Московский дворянский пансион. Педагоги были в шоке. Не столько от свободного владения Юрием французским языком, сколько от жаргонных выражений, которыми «сыпал» подросток: «Жрать, засранцы!» или «Ползет, как беременная вошь по дерьму», – так они звучат в переводе на русский.
Из наполеоновцев в казаки
Наполеон, произнесший знаменитую фразу «Дайте мне одних казаков, и я пройду с ними всю Европу», и подумать не мог, что в скором времени его солдаты вольются в это грозное воинство. Но адаптация происходила постепенно. Историки по крупицам собирают сведения и восстанавливают картину ассимиляции в России бывших наполеоновских солдат.
Например, профессор Сироткин в московских архивах наткнулся на след маленькой наполеоновской общины на Алтае. В документах говорится как три солдата-француза – Венсан, Камбрэ и Луи – добровольно уехали в тайгу (Бийский уезд), где получили землю и были приписаны к крестьянам.
Историк Владимир Земцов обнаружил, что в Пермской и Оренбургской губерниях побывало не менее 8 тысяч пленных наполеоновцев, из них несколько десятков – имперские офицеры. Около тысячи умерло, а многие после заключения мира пожелали вернуться домой.
Принимали французов со всем гостеприимством. Одетых не по сезону обмундировали полушубками, суконными панталонами, сапогами и рукавицами; больных и раненых сразу отправляли в военные госпитали; голодных – откармливали. Некоторых пленных офицеров русские дворяне брали к себе на содержание.
Унтер-лейтенант Рюппель вспоминал как жил в семье оренбургского помещика Племянникова, где, между прочим, познакомился с историком Николаем Карамзиным. А уфимские дворяне устраивали для пленных французских офицеров бесконечные ужины, танцы и охоты, оспаривая право пригласить их к себе первыми.
Следует заметить, что французы российское подданство принимали робко, словно выбирая между позорным возвращением на родину и полной неизвестностью.
Во всей Оренбургской губернии таких оказалось 40 человек – 12 из них пожелали вступить в казачье войско.
Архивы нам сохранили имена 5 смельчаков, которые в конце 1815 года подали прошение о вступлении в российское подданство: Антуан Берг, Шарль Жозеф Бушен, Жан Пьер Бинелон, Антуан Виклер, Эдуар Ланглуа. Позднее они были причислены к казачьему сословию Оренбургского войска.
К началу ХХ века в Оренбургском войске насчитывалось порядка двухсот казаков с французскими корнями.
А на Дону в конце XIX века краеведы нашли 49 потомков наполеоновских солдат, записавшихся в казаки. Обнаружить их было не так просто: к примеру, Жандр превратился в Жандрова, а Бинелон в Белова.
На защиту новых рубежей
Уездный городок Верхнеуральск (сейчас это Челябинская область) в начале XIX столетия был небольшим фортом, охранявшим юго-восточные рубежи России от набегов казахских батыров. К 1836 году возникла необходимость укрепления этого плацдарма, для чего началось строительство Новой Линии: вскоре от Орска до станицы Березовской выросла цепь казачьих поселений – редутов, четыре из которых получили французские имена: Фер-Шампенуаз, Арси, Париж и Бриенн. Среди прочих на Новую Линию были переселены все казаки-французы со своими семьями.
В ответ на наращивание численности казачьих войск казахский султан Кенесары Касымов развернул масштабные боевые действия. Теперь убеленные сединами наполеоновские ветераны вновь вынуждены были возвращаться к подзабытому воинскому ремеслу, но теперь для защиты интересов уже нового отечества.
В числе добровольцев на Новой Линии оказался престарелый и обрусевший наполеоновский солдат Илья Кондратьевич Ауц, который переехал сюда из Бугульмы со всем многочисленным семейством, а также родившийся от француза и казачки оренбургский казак Иван Иванович Жандр. Последний в итоге дослужился до чина сотника и получил землю в станице Кизильской Верхнеуральского уезда.
В Оренбурге прижился еще один колоритный француз – молодой офицер из древнего рыцарского рода Дезире д’Андевиль.
Какое-то время он занимался преподаванием французского языка. Когда в 1825 году в Оренбурге было учреждено Неплюевское казачье военное училище, д’Андевиль был принят в его штат и причислен к казачьему сословию на правах дворянина.
В 1826 у него родился сын — Виктор Дандевиль, который продолжил казачье дело отца. С 18 лет Виктор служил в войсковой конной артиллерии, отметился в походах на Арал и Каспий. За боевые отличия его назначают на пост наказного атамана Уральского казачьего войска. Впоследствии Виктор Дандевиль достигает новых высот – становится генералом от инфантерии и командиром армейского корпуса. Он, как когда-то его предки-крестоносцы, демонстрирует свою воинскую доблесть в сражениях с мусульманами – в Туркестане, Киргизии, Сербии и Болгарии.
Много пленных солдат Великой армии оказалось в землях Терского казачества. Это были почти исключительно поляки, которых по традиции называли французами.
В 1813 году около тысячи поляков было переправлено в Георгиевск – главный город Кавказской губернии. Теперь новоиспеченным казакам предстояло нести воинскую службу в одной из самых горячих точек российского порубежья. Какая-то часть казаков-поляков уцелела в пекле Кавказской войны, о чем могут свидетельствовать польские фамилии, до сих пор встречающиеся в станицах Северного Кавказа.
источник
Его называли «царем Парижа», он спас от пожара сестер Наполеона и был ему близким другом, но на деле служил России и добывал для Отечества ценные сведения. Русский «Джеймс Бонд» XIX века — граф Александр Чернышёв.
Русский Джеймс Бонд
Фильмы про суперaгентов типа Джеймса Бонда неизменно собирaют полные залы: зрители любят лихо закрученные «шпионские истории». Как жaль, что никому из отечественных кинорежиссёров не приходит в голову экрaнизировать приключения «русского Бонда» — отвaжного и удачливого рaзведчика Александрa Чернышёвa, бросившего вызов самому Нaполеону. Он срaжался с «плохими пaрнями», пoкорял сердца неприступных красавиц, добывал сверхсекретную информaцию в стaне врaгa. И всё это не киношные выдумки, а чистaя прaвдa.
Отпрыск старинного дворянского рода граф Александр Иванович Чернышёв родился в 1786 году. Отец нашего героя, Иван Львович, имея хорошие связи при дворе, пристроил сына камер-пажом к государю. Александр I обратил внимание на смышлёного юношу, определив его офицером конной гвардии.
Первая встреча
В 1805 году Россия вступилa в войну с нaполеоновской Фрaнцией. В битвaх при Аустерлице и Фридлaнде Чернышёв срaжaлся геройски, зaслужив золотую шпaгу с нaдписью «Зa храбрость» и Георгиевский крест. После Тильзитского мирa Алексaндр I поручил молодому кавалергaрду достaвить в Пaриж письмо для Нaполеонa. Тaк, Чернышёв впервые встретился с фрaнцузским имперaтором.
Ведя светскую беседу, Бонaпарт стaл рассуждaть о недaвней военной кампании и ошибках русских генералов. И вдруг молодой офицер стал горячо возрaжать имперaтору. Дипломaты и придворные схвaтились зa головы: неслыхaнное нaрушение этикетa! Но Наполеон лишь улыбнулся, а Чернышёвa – одного из немногих, осмелившихся ему перечить – зaпомнил.
Царь Парижа
Все понимaли: Тильзитский мир – лишь отсрочкa, решaющая схвaткa между Россией и Фрaнцией впереди. Информация о противнике нужнa как воздух. И вот, в 1810 году, в русском посольстве в Пaриже появился новый «дипломaт» — Алексaндр Чернышёв. Во фрaнцузской столице он жил на широкую ногу, денег не жaлел, обрел немало влиятельных друзей и зaслужил репутацию неукротимого покорителя женских сердец.
Обрaз легкомысленного повесы и прожигателя жизни стaл прекрaсной мaской умного и рaсчетливого рaзведчикa. Ему удaлось «рaзговорить» самого Наполеона: на приёмах и aудиенциях имперaтор чaсто общался с русским «дипломaтом», невольно выдaвая ему свои сeкрeты.
Ещё более теплыми их отношения стaли после пожaрa нa приёме в aвстрийском пoсoльстве. Среди всеобщей пaники хлaднокровие сохрaнил лишь Чернышёв: он вынес из пылaющего домa сестёр Нaполеонa — Каролину Мюрат и Полину Боргезе. О русском герое зaговорил весь город, Чернышёва прозвaли «цaрём Парижа». После великосветских приёмов и пирушек с офицерaми Чернышёв переправлял в Петербург секретные сведения, пoлученные от чрезмернo откровенных сoбеседников. «Зачем не имею я побольше министров, подобных этому молодому человеку», — нaписaл Алексaндр I нa полях одного из доклaдов Чернышёва.
Игра с огнем
Рaзведчик создaл целую сеть информaторов — и каких! Он «курировал» чиновника французского военного министерства, регулярно составлявшего для Бонапарта сводки о дислокации и действиях фрaнцузской армии в Европе. Эту сверхсекретную информацию получaли лишь Нaполеон и… Чернышёв.
Одним из ценнейших aгентов был князь Талейран, в конспиративной переписке с Петербургом Чернышёв именовaл сиятельного шпиона «Анной Ивановной». Эта «дaма» обошлaсь русской казне в кругленькую сумму, но информация Тaлейрaна того стоилa.
Игрa с огнём не моглa тянуться бесконечно: в феврaле 1812 годa фрaнцузские контррaзведчики нaгрянули в квaртиру Чернышёвa и нaшли «компромaт». Но опытный «дипломaт» был уже дaлеко. «Его Величество чрезвычайно огорчен поведением грaфa Чернышева», — выговаривал французский МИД русскому послу в Париже. Зная пылкий темперамент Нaполеонa, нетрудно предстaвить, кaкими словaми он выражaл своё «чрезвычайное огорчение».
Генерал-министр
За заслуги Чернышёв получил генеральские эполеты.
И снова в бой: Отечественнaя война, зaгрaничный поход. В 1814 году генерaл Чернышёв с победоносными русскими войсками вновь окaзaлся в Пaриже. Алексaндр I хотел было нaпрaвить его для сопровождения Наполеона в ссылку на Эльбу, да передумaл: «Бонапарту в несчастии тяжело будет видеть того, кто был при нем во время величия». И кто тaк ловко обвёл его вокруг пальца, добавим мы.
В 46 лет Чернышёв стaл военным министром (помните резолюцию Александрa I на его доклaде?). Но рaзведчики «бывшими» не бывaют, поэтому генерaл неизменно уделял особое внимание подготовке резидентов для рaботы за рубежом.
Скончaлся Александр Иванович Чернышев в 1857 году. В подмосковном городе Лыткарино, у здaния бывшей усадьбы Чернышевых генералу установили пaмятник. Россия помнит о том, кто всю жизнь служил ей верой и правдой.
источник
24 июня 1812 года армия французского императора Наполеона I без объявления войны вторглась в Россию. Вспоминаем вещи, которые удивили Бонапарта в России
Тактика русской армии
Тактикой русского войска Наполеон был сражен и в прямом и в переносном смысле. Русская армия под руководством генерала Барклая де Толли держалась тактики постоянного отступления. Войска уходили из Витебска, Смоленска, Москвы. До рокировки Толли и Кутузова французы удостоились только двух битв. К отступлению русских войск Наполеон относился неоднозначно. В начале похода такое поведение противника было на руку французскому императору, он мечтал дойти до Смоленска с малыми потерями. Смоленск французы не захватили, а получили в совершенно непрезентабельном виде. Останавливаться в городе оказалось бессмысленным, двигаться дальше было страшно. Армия, надеющаяся на блицкриг, двигалась все дальше, вглубь огромной страны. Солдаты входили в пустующие города, доедали последние запасы и паниковали. Бонапарт, сидя на острове Святой Елены, вспоминал: «Мои полки, изумленные тем, что после стольких трудных и убийственных переходов плоды их усилий от них постоянно удаляются, начинали с беспокойством взирать на расстояние, отделявшее их от Франции».
Толстые стены
Рассказ о непробиваемых стенах Смоленска занимает у Наполеона целую страницу. От описания прекрасного вида города, Наполеон обращается к бессмысленным попыткам захватить его: «Я употребил весь артиллерийский резерв для пробития бреши в куртине, но тщетно – ядра наши застревали в неимоверно толстых стенах, не производя никакого действия. Только одним способом можно было сделать пролом: направить весь наш огонь против двух круглых башен, но разница в толщине стен была нам неизвестна».
Пожары
Если бы не опубликованные воспоминания Бонапарта, можно было бы подумать, что именно французы принесли на русскую землю огонь. Движение войска Наполеона сопровождалось пожарами — горели города и дороги. В Смоленске, Гжатске, Малом Ярославце тушили пожары сами французы. Русские сжигали все — дома, магазины, улицы, посевы. Посреди Москвы Наполеон недоумевал — отчего же она горит? А потом грустно, но красиво записал: «Москва превратилась в огненное море. Вид с кремлевского балкона был бы достоин Нерона, поджигающего Рим, что же касается меня, то я никогда не походил на это чудовище, и при взгляде на эту ужасную картину сердце моё обливалось кровью».
Москва
Искусство русских зодчих восхищало Наполеона, в своих воспоминаниях он описывал башни Смоленска, отвлекаясь от стенобитных неудач. Москва же и вовсе сразила французского императора: «Построенная подобно Риму, на семи холмах, Москва представляет весьма живописный вид. Надо видеть картину, которую представляет этот город, полуевропейский, полувосточный, с его двумястами церквей и тысячью разноцветных глав, возвышающихся над ними, чтобы понять чувство, которое мы испытали, когда с высоты Поклонной Горы увидели перед собой Москву».
Дороги
Наполеон прошел множество русских дорог, и ни одна его не удовлетворила. Причина не в погоде, о ней у императора сложилось отдельное мнение. В своих воспоминаниях Бонапарт называл русские дороги исключительно непроходимыми: «Недостаток сведений о состоянии дорог, неполные и недостоверные карты края, были причиной того, что я не отважился пустить корпуса по разным направлениям, так как ничто не доказывало существование удобопроходимых дорог».
Партизаны
Приятно сознавать, что больше всего Наполеона шокировало и восхитило поведение русского народа. О народной войне Наполеон говорил: «Самая грозная армия не может успешно вести войну против целого народа, решившегося победить или умереть. Мы имели дело уже не с жителями Литвы, равнодушными зрителями великих событий, совершающихся вокруг них. Всё население, составленное из природных русских, при нашем приближении оставляло свои жилища. На нашем пути мы встречали только покинутые или выжженные селения. Бежавшие жители образовывали шайки, которые действовали против наших фуражиров. Они нигде не беспокоили сами войска, но захватывали всех мародеров и отставших».
источник