стихотворение
У стихов Бродского есть поразительная особенность — они не теряют своей актуальности, несмотря на то, чтобы были написаны несколько десятилетий назад.
Казалось бы, изменилось всё — времена, люди, нравы, отношения. Но на самом деле только время идёт вперёд, а вечные категории остаются неизменными, да и сами люби всё те же, что и полвека назад.
Нет, мы не стали глуше или старше,
мы говорим слова свои, как прежде,
и наши пиджаки темны все так же,
и нас не любят женщины все те же.
И мы опять играем временами
в больших амфитеатрах одиночеств,
и те же фонари горят над нами,
как восклицательные знаки ночи.
Живем прошедшим, словно настоящим,
на будущее время не похожим,
опять не спим и забываем спящих,
и так же дело делаем все то же.
<Иосиф Бродский>
Источник:
Вот девочки — им хочется любви.
Вот мальчики — им хочется в походы.
В апреле изменения погоды
объединяют всех людей с людьми.
О новый месяц, новый государь,
так ищешь ты к себе расположенья,
так ты бываешь щедр на одолженья,
к амнистиям склоняя календарь.
Да, выручишь ты реки из оков,
приблизишь ты любое отдаленье,
безумному даруешь просветленье
и исцелишь недуги стариков.
Лишь мне твоей пощады не дано.
Нет алчности просить тебя об этом.
Ты спрашиваешь — медлю я с ответом
и свет гашу, и в комнате темно.
источник
Несколько месяцев назад около сотни русскоговорящих жителей канадского города Торонто приняли участие во флешмобе на центральном вокзале, во время которого исполнили известную советскую песню «Хотят ли русские войны?» Чтобы посыл акции был понятен не владеющим русским языком жителям и гостям Торонто, участники акции в руках держали плакаты с переводом слов песни на английский язык. Автор слов этой песни – поэт-«шестидесятник» Евгений Евтушенко.
Эти замечательные строки, ставшие известными на весь мир, Евгений Евтушенко написал осенью 1961 года. Сам поэт вспоминал: «Я тогда был молод, но уже побывал и в Западной Европе, и в США. И везде меня спрашивали: хотят ли русские войны? Вот, ответил стихотворением. Приехал в Москву, показал его композитору Эдуарду Колмановскому. Ну и родилась песня…»
Хотят ли русские войны?
Спросите вы у тишины
над ширью пашен и полей
и у берез и тополей.
Спросите вы у тех солдат,
что под березами лежат,
и пусть вам скажут их сыны,
хотят ли русские войны.
Не только за свою страну
солдаты гибли в ту войну,
а чтобы люди всей земли
спокойно видеть сны могли.
Под шелест листьев и афиш
ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.
Пусть вам ответят ваши сны,
хотят ли русские войны.
Да, мы умеем воевать,
но не хотим, чтобы опять
солдаты падали в бою
на землю грустную свою.
Спросите вы у матерей,
спросите у жены моей,
и вы тогда понять должны,
хотят ли русские войны.
Евгений Евтушенко, 1961 год
Впервые песня «Хотят ли русские войны» прозвучала накануне XXII съезда КПСС, в 1961 году. А уже через год пластинки с песней на английском, французском, немецком и испанском языках были вручены делегатам Международного конгресса за всеобщее разоружение и мир, который проходил в Москве.
Стоит сказать, что на ура эту песню принимали далеко не везде. Когда в 1967 году по Европе гастролировал дважды Краснознаменный имени А. В. Александрова ансамбль песни и пляски Советской армии, перед выступление в концертном зале «Альберт-холл» в Лондоне британская сторона потребовала исключить эту песню из программы. В Великобритании расценили это «как акт вмешательства во внутренние дела страны». Но красноармейцы решительно выразили протест и добились снятия запрета.
Песня в разные годы была в репертуаре таких известных исполнителей, как Марк Бернес, Георг Отс, Муслим Магомаев и Иосиф Кобзон.
Источник:
Больной, усталый лед,
Больной и талый снег…
И все течет, течет…
Как весел вешний бег
Могучих мутных вод!
И плачет дряхлый снег,
И умирает лед.
А воздух полон нег,
И колокол поет.
От стрел весны падет
Тюрьма свободных рек,
Угрюмых зим оплот,—
Больной и темный лед,
Усталый, талый снег…
И колокол поет,
Что жив мой Бог вовек,
Что Смерть сама умрет!
источник
Дни марта меж собою не в родстве.
Двенадцатый — в нём гость или подкидыш.
Черты чужие есть в его красе,
и март: «Эй, март!» — сегодня не окликнешь.
День — в зиму вышел нравом и лицом:
когда с холмов ее снега поплыли,
она его кукушкиным яйцом
снесла под перья матери-теплыни.
Я нынче глаз не отпускала спать —
и как же я умна, что не заснула!
Я видела, как воля Дня и стать
пришли сюда, хоть родом не отсюда.
Дню доставало прирожденных сил
и для восхода, и для снегопада.
И слышалось: «О, нареченный сын,
мне боязно, не восходи, не надо».
Ему, когда он челядь набирал,
всё, что послушно, явно было скушно.
Зачем позёмка, если есть буран?
Что в бледной стыни мыкаться? Вот — стужа.
Я, как известно, не ложилась спать,
Вернее, это Дню и мне известно.
Дрожать и зубом на зуб не попасть
мне как-то стало вдруг не интересно.
Я было вышла, но пошла назад.
Как не пойти? Описанный в тетрадке,
Дня нынешнего пред… — скажу: пред-брат —
оставил мне наследье лихорадки.
Минувший день, прости, я солгала!
Твой гений — добр. Сама простыла, дура,
и провожала в даль твои крыла
на зябких крыльях зыбкого недуга.
Хворь — боязлива. Ей невмоготу
терпеть окна красу и зазыванье —
в блеск бытия вперяет слепоту,
со страхом слыша бури завыванье.
Устав смотреть, как слишком сильный День
гнёт сосны, гладит против шерсти ели,
я без присмотра бросила метель
и потащилась под присмотр постели.
Проснулась. Вышла. Было семь часов.
В закате что-то слышимое было,
но тихое, как пенье голосов:
«Прощай, прощай, ты мной была любима».
О, как сквозь чернь березовых ветвей
и сквозь решетку… там была решетка —
не для красы, а для других затей,
в честь нищего какого-то расчета…
сквозь это всё сияющая весть
о чём-то высшем — горем мне казалась.
Нельзя сказать: каков был цвет. Но цвет
чуть-чуть был розовей, чем несказанность.
Вот участь совершенной красоты:
чуть брезжить, быть отсутствия на грани.
А прочего всего — грубы черты.
Звезда взошла не как всегда, а ране.
О День, ты — крах или канун любви
к тебе, о День? Уж видно мне и слышно,
как блещет в небе ровно пол-луны:
всё — в меру, без изъяна, без излишка.
Скончаньем Дня любуется слеза.
Мороз: слезу содеешь, но не выльешь.
Я ничего не знаю и слепа.
А Божий День — всезнающ и всевидящ.
источник
Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.
Достать пролетку. За шесть гривен,
Чрез благовест, чрез клик колёс,
Перенестись туда, где ливень
Ещё шумней чернил и слёз.
Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.
Под ней проталины чернеют,
И ветер криками изрыт,
И чем случайней, тем вернее
Слагаются стихи навзрыд.
источник
как по нитке скользя…
Жить и жить бы на свете,
но, наверно, нельзя.
Чьи-то души бесследно,
растворяясь вдали,
словно белые снеги,
идут в небо с земли.
Идут белые снеги…
И я тоже уйду.
Не печалюсь о смерти
и бессмертья не жду.
я не верую в чудо,
я не снег, не звезда,
и я больше не буду
никогда, никогда.
И я думаю, грешный,
ну, а кем же я был,
что я в жизни поспешной
больше жизни любил?
А любил я Россию
всею кровью, хребтом —
ее реки в разливе
и когда подо льдом,
дух ее пятистенок,
дух ее сосняков,
ее Пушкина, Стеньку
и ее стариков.
Если было несладко,
я не шибко тужил.
Пусть я прожил нескладно,
для России я жил.
И надеждою маюсь,
(полный тайных тревог)
что хоть малую малость
я России помог.
Пусть она позабудет,
про меня без труда,
только пусть она будет,
навсегда, навсегда.
Идут белые снеги,
как во все времена,
как при Пушкине, Стеньке
и как после меня,
Идут снеги большие,
аж до боли светлы,
и мои, и чужие
заметая следы.
Быть бессмертным не в силе,
но надежда моя:
если будет Россия,
значит, буду и я.
источник
тут очень опасные звери.
— Но ведь я — царь природы.
— Звери об этом не знают. Они необразованные! («Путешествие Алисы»)
• Критерием цивилизованности мира должно служить именно чувство юмора. («Посёлок»)
• Ждать всегда плохо, особенно когда не знаешь, чем кончится ожидание, но почему-то мы всегда чего-то ждём. Даже жить некогда. («Посёлок»)
• Как и положено в интеллигентных спорах в нашей стране, до истины никто еще ни разу не докопался, ибо суть российского спора состоит не в достижении истины, а в доказательстве своей правоты. («Золотые рыбки снова в продаже»)
• Никогда не возвращайся на место, где ты испытал счастье или встретил любовь. Ибо в таком случае тебя постигнет горькое разочарование. («Золотые рыбки снова в продаже»)
• Пираты не обязательно бегают по океанам и космосу с кинжалами, пистолетами, лазерлётами. Они встречаются где угодно. Бывает, младенец только доковылял до яслей, а уже пират: спешит отобрать у другого малыша игрушку. Бывает, пират в жизни никаких законов не нарушил, никого не ограбил и не убил, а в самом деле — там мысль украл, там слово зарезал, там чувство задушил, и вреда от него больше, чем от целого брига с пиратским флагом. («Сто лет тому вперёд»)
• Когда человек плачет, это еще не означает, что его надо немедленно утешать. Плач — дело интимное. («Белое платье Золушки»)
• Любая романтика не выдерживает яркого света… («Сапожная мастерская»)
• Начнёшь разбирать книги, зачитаешься через десять минут. И уборке конец. («Можно попросить Нину?»)
• Каждая настоящая женщина может обеспечить мужику и любовь, и нежность, и ненависть по полной программе. Для этого нет нужды заводить гарем. («Галактическая полиция»)
• У каждого человека есть в жизни свои сложности. И чем крупнее личность, тем драматичнее сложности. («Галактическая полиция»)
• Без истории люди перестают быть людьми. («Посёлок»)
• Даже смерть человеку не так страшна, если он знает о продолжении своего рода. Смерть становится окончательной в тот момент, когда с ней пропадаешь не только ты, но и все, что привязывало тебя к жизни. («Посёлок»)
• Где появляется человек, природа превращается в окружающую среду. («Закон для дракона»)
• Наивысшее наказание мыслящего существа — одиночество. Ты окружен похожими, но не подобными. («Мутант»)
источник
Ночи без любимого — и ночи
С нелюбимым, и большие звезды
Над горячей головой, и руки,
Простирающиеся к Тому —
Кто от века не был — и не будет,
Кто не может быть — и должен быть.
И слеза ребенка по герою,
И слеза героя по ребенку,
И большие каменные горы
На груди того, кто должен — вниз…
Знаю всё, что было, всё, что будет,
Знаю всю глухонемую тайну,
Что на темном, на косноязычном
Языке людском зовется — Жизнь.
источник
Стихи Иосифа Бродского вдохновляли многих режиссёров, актёров, музыкантов и художников, получая ещё одну жизнь в новой ипостаси. Так получилось и с его «Рождественским романсом». Одна из версий этого стихотворения прозвучала в исполнении Михаила Казакова в спектакле «Я входил вместо дикого зверя в клетку» в 1990 году.
О своей работе Михаил Козаков в одном из интервью сказал: «… Когда ты выбираешь стихи, ты всегда один, ты отвечаешь сам за себя, тебе никто не нужен. Ни декорации, ни свет… Я читаю поэзию не только для публики, я читаю ее во многом для себя самого. Чтение стихов — это как будто ты служишь мессу, словно ты священник… Ты должен стремиться только к окончательной гармонии, чтобы… и у публики, и у тебя в душе что-то происходило, гармонизировалось в некое стройное здание, которое ты строишь, читая эти стихи и вставляя что-то от себя об этом поэте или об этом стихотворении. Иосиф Бродский как-то сказал, что в идеале каждое стихотворение ты шепчешь на ухо Богу. Вот и надо стараться читать, исполнять, импровизировать так, чтобы потом ощутить: да, получилось».
Для наших читателей отрывок из спектакля «Я входил вместо дикого зверя в клетку» (1990 год). Михаил Козаков и Игорь Бутман просто великолепны!