Иван Грозный
Об изуверских пытках в Средневековой Европе рассказано уже немало. К сожалению, реалии того времени были таковы, что и на Руси казни были не менее жестокими. Так, пожалуй, наиболее известным правителем, «креативно» казнившим людей, был Иван Грозный. В этом обзоре представлены 5 безжалостных методов казни, обожаемые русским царем.
«Обшить медведно» — способ казни при Иване Грозном.
Одной из любимых казней и зрелищных казней Ивана Грозного была та, пока которой несчастного облачали в медвежью шкуру и стравливали на него собак. Псы тут же разрывали жертву. Этот метод казни назывался «обшить медведно». Подобным образом был казнен Леонид – епископ из Новгорода. Они частыми были случаи, когда жертв не зашивали в шкуру медведей, а просто бросали их им на растерзание.
Иван Грозный — жестокий правитель на Руси.
Казни, в понимании Ивана Грозного, должны были быть долгими и мучительными. Так, например, дьяка и дипломата Ивана Висковатого, пытавшегося донести до жестокого царя неразумность смертного приговора, вынесенного им в отношении группы бояр, самого привязали к столбу, а потом постепенно отрубали от живого человека куски плоти.
Провинившихся варили в кипятке живьем.
Часть в русских сказках отражается эпизод, когда для омоложения человек окунается то в котел с кипятком, то в холодную воду. К сожалению, такая практика существовала, и реальность была более жестокой, нежели сказка. Государственных изменников варили живьем.
Опричники царя тоже проявляли креативность и обливали несчастных то кипящей, то ледяной водой до тех пор, пока кожа «не сходила чулком».
Утопление — массовая казнь при Иване Грозном.
Массовые казни также были не редкостью во времена Ивана Грозного. Однажды он приказал утопить несколько десятков бояр из Великого Новгорода, предварительно проволочив их по полю, привязанных к лошадям. Царь не пощадил никого: вслед за боярами в реку отправили их связанных жен и детей. Если кому-то удавалось выбраться на поверхность, то их добивали опричники.
Иван Грозный любил казнить людей, привязав их к бочке с порохом.
Провинившимся монахам часто была уготована участь быть привязанными к бочке с порохом. Считается, что в те моменты царь любил повторять: «Нехай они, подобно ангелам, сразу же попадают на небо».
Несколько столетий энтузиасты и авантюристы безуспешно ищут библиотеку Ивана Грозного – загадочную «либерèю». Серьёзные учёные убеждают — поиски лишены смысла. Но надежда все равно остается.
Рождение легенды
Оставить след в истории можно двумя способами: сотворить нечто гениальное или натворить что-нибудь безумное. Но если человеку не довелось родиться гением, а лавры Герострата не прельщают — есть и третий путь: стать частью исторического мифа. Как это происходит? Cначала возникает легенда. Затем она обрастает подробностями и «свидетельствами» тех, кто желает получить свои «15 минут славы». Со временем на рассказы этих «свидетелей» начинают ссылаться потомки — и вот вам готовый исторический миф, в котором реальные люди занимают почётное место. Посмотрим, как создавался миф о «либерèе» и кто, благодаря ему, «наследил» в истории.
Итак, легенда: уникальную библиотеку, которую столетиями собирали византийские императоры, привезла в Москву принцесса Софья Палеолог в приданое своему мужу – великому князю Ивану III. Чтобы уберечь бесценные свитки от пожаров, итальянский архитектор Аристотель Фиораванти сконструировал для библиотеки специальный тайник. Последним владельцем библиотеки был Иван Грозный, после его смерти «либерèя» исчезла.
Свидетели
Теперь перейдём к «свидетелям». «Ливонская летопись» конца XVI века рассказывает историю пастора Иоганна Веттермана, попавшего в плен к русским во время Ливонской войны. Прослышав об учености и праведной жизни пастора, Иван Грозный пригласил его в Москву и повелел дьякам показать пленнику свою библиотеку. Увидев множество бесценных книг, пастор воскликнул, что «отдал бы все свое имущество, даже всех своих детей, чтобы только эти книги… принесли много пользы христианству». Должно быть, пылкость святого отца немало позабавила дьяков: ведь у пленника не было ни детей, ни имущества. Ему предложили перевести на русский язык часть рукописей. Окинув взглядом хранилище, пастор смекнул, что работа предстоит большая, возможно – на всю оставшуюся жизнь. Вмиг позабыл о «пользе христианству» и поспешил тактично отказаться.
Рассказ занятный, но совершенно неправдоподобный. Право же, были у Ивана Грозного дела поважнее, чем хвастаться перед «смердом» своей библиотекой. Конечно же, пастор нафантазировал, но фантазия увековечила его имя на страницах «Ливонской летописи», сделав частью мифа о «либерèе». Мы ещё услышим о Веттермане.
В XIX веке историк Иван Забелин, изучая архивы времен Петра I, обнаружил донесения пономаря Конона Осипова. Он пересказывал историю, услышанную от друга — дьяка Василия Макарьева. Исполняя некое поручение царевны Софьи, дьяк исследовал подземелья Кремля и наткнулся на потайную комнату, заставленную сундуками. Макарьев почему-то решил, что именно в них хранятся драгоценные рукописи библиотеки Ивана Грозного. Выбравшись на свет божий, он доложил обо всем Софье, но царевна приказала об увиденном забыть. Многие годы дьяк хранил тайну, поведал её лишь Осипову. Ушлый пономарь решил попытать счастья и отыскать заветную комнату. Но указанный Макарьевым ход оказался засыпан землей, добраться до тайника в одиночку немыслимо. Пришлось обращаться к властям. В1724 г. Петр I распорядился расчистить подземный ход и отыскать библиотеку. Копали долго, но безуспешно. Однако пономарь не унывал. Десять лет он продолжал засыпать высокие инстанции прошениями о новых раскопках в Кремле и, наконец, добился своего: землекопы предприняли ещё одну попытку достичь тайной комнаты. Тщетно.
Указатель…
Шло время. В 1822 г. профессор Дерптского университета Христофор фон Дабелов написал статью «О юридическом факультете в Дерпте». Среди прочего, он цитирует документ, названный им «Указатель неизвестного лица». Это был ни много ни мало список рукописей, хранившихся в библиотеке Ивана Грозного. Сей документ, по словам профессора, ему прислали из архива города Пернов. Статья заинтересовала коллегу Дабелова — профессора Вальтера Клоссиуса. Быть может, список составил наш старый знакомый — пастор Веттерман (к тому времени «ливонский пленник» уже стал частью мифа о «либерèе»)? Клоссиус встретился с Дабеловым, но тот заявил, что располагает лишь копией документа, а оригинал он отослал обратно в Пернов. Как же мог опытный архивист расстаться с таким сокровищем? Проклиная оплошность коллеги, Клоссиус поспешил в архив Пернова. Но список как в воду канул, он не значился ни в одной описи.
Тем не менее, в1834 г., уже после смерти Дабелова, Клоссиус опубликовал статью «Библиотека великого князя Василия Иоанновича и царя Иоанна Васильевича», в которой подробно рассказал о находке профессора и огласил список рукописей из «Указателя» — труды Тита Ливия, Тацита, Полибия, Светония, Цицерона, Вергилия, Аристофана, Пиндара и т.д. Миф обрастал всё новыми «подробностями».
С начала ХХ столетия и до последних дней жизни (1949 г.) «либерею» разыскивал археолог Игнатий Стеллецкий. Он утверждал, будто в1914 г. в Пернове нашел-таки заветный «Указатель». Но успел лишь переписать его, поскольку вскоре документ… пропал. Учёные подняли Стеллецкого на смех. Тем не менее, он методично и настойчиво разыскивал царскую библиотеку в Вологде, Александровской слободе и, конечно, в московском Кремле. В1933 г. Стеллецкий подает докладную записку самому Сталину и добивается разрешения на раскопки. Копали долго, результат предсказуем — ноль.
Раскопки проводились и в наши дни, в «лихие 90-е». Немалые средства «осваивали» аж четыре года. Результат… ну, вы поняли.
А была ли библиотека?
А теперь вернёмся в реальность и задумаемся: а была ли библиотека? Сложно представить, что в 1453 г. убегающие от турок защитники Константинополя успели погрузить на корабль и вывезти сотни книг. Но, предположим, чудо произошло, библиотеку спасли и привезли в Москву. Она могла погибнуть в огне пожаров, её могли растащить польские оккупанты в Смутное время. Да мало ли что. И так ли ценны были книги «либерèи»? Академик Дмитрий Лихачев говорил: «Даже если библиотеку Ивана Грозного обнаружат, находка не будет представлять большой научной ценности. Значительную часть этого собрания составляли церковные книги, которые Софья Палеолог привезла на Русь из Византии, чтобы молиться на своём родном языке».
Есть и ещё одна любопытная версия: «либерèя» Ивана Грозного… уже найдена! Не вся, конечно, лишь небольшая часть. Вот что писала газета «Труд» 22 ноября1944 г.: «В шкафах Государственной библиотеки СССР имени В.И. Ленина хранится много тысяч древних рукописей и рукописных книг. Среди других… пять книг большого формата в старинных кожаных переплетах из личного собрания Ивана Грозного». Может журналисты ошиблись? Но почти через полстолетия заведующий отделом рукописей Российской государственной библиотеки (бывшей «Ленинки») Виктор Дерягин подтверждал: «У нас хранится 600 тысяч рукописей, из них 60 тысяч древних, более трехсот греческих (в основном византийских). Некоторые относятся еще к VI веку н.э. Вполне возможно, что среди них есть и книги Софьи Палеолог».
Так не пора ли вспомнить известную русскую поговорку и прекратить искать «рукавицы за поясом»? Нет, не отпускает энтузиастов обаяние исторического мифа. Да и в истории «наследить» так хочется. Пастор Веттерман, пономарь Осипов, профессор Дабелов, археолог Стеллецкий… Кто последний за «либерèей»? В очередь, господа, в очередь!
источник
Сегодня информационная война стала едва ли не самым главным средством борьбы Запада с Россией. Это не новый метод, им эффективно пользовались наши соседи более четырех столетий назад, создавая выгодный им отталкивающий образ Московского государства.
Варварская страна
Зачинателем информационных войн против России можно считать польского историка Мацея Меховского, который в своем трактате «О двух Сарматиях» (1517 год),пользуясь изрядным воображением, описывал земли Московии, открытые, с его слов, «войсками польского короляи теперь известные всему миру». В своем труде Меховский нарочито создавал образ России, как «враждебного варварского государства», которое поляки намерены окультуривать.
Однако развернутая информационная кампания против нашей страны началась с момента вступления Московского государства в Ливонскую войну в 1558 году, когда западные типографии стали тиражировать листовки о зверствах русских войск, подкрепляя текст соответствующими картинками:
«Весьма мерзкие, ужасные, доселе неслыханные, истинные новые известия, какие зверства совершают московиты с пленными христианами из Лифляндии, мужчинами и женщинами, девственницами и детьми, и какой вред ежедневно причиняют им в их стране. Попутно показано, в чем заключается большая опасность и нужда лифляндцев. Всем христианам в предостережение и улучшение их греховной жизни писано из Лифляндии и напечатано. Нюрнберг 1561», – сообщалось в одной из листовок.
Австрийский историк Андреас Каппелер обнаружил в архивах 62 «летучих листка» различных по содержанию, относящихся ко времени Ливонской войны. Царь Иван IV, как и все русское общество в них представлены в весьма негативном свете – это варвары, несущие угрозу просвещенной Европе. Как установил Каппелер, такая информационная продукция отпечатывалась в походных армейских типографиях, которыми заправлял польский дворянин Лапчинский.
Царь-злодей
В брошюрах антимосковской направленности особенно доставалось Ивану Грозному. Русский царь в них изображался пьяницей, развратником, деспотом и убийцей. Освобождение Ливонии там сравнивалось с избавлением израильтян от египетского плена, а сам Иван Васильевич представал в виде мстительного фараона, иногда его сравнивали с воинственным Навуходоносором или жестоким Иродом. Слово тиран на Западе стало ассоциироваться исключительно с образом правления Ивана Грозного.
Курфюрст Саксонский Август I, чьи сведения о России заслуживали на Западе доверия, сравнивал опасность, исходящую от Ивана Грозного с угрозой турецкого нашествия на Европу. В своих очерках он проводил недвусмысленные параллели между Оттоманской Портой и Московской Русью. В иллюстрациях, сопровождавших тексты курфюрста, Грозный изображался в платье турецкого султана в окружении нескольких десятков наложниц, причем, подчеркивалось, что как только одна из них ему наскучивала, он ее убивал.
Как известно в 1569 году Иван Грозный организовал военный поход на Великий Новгород для усмирения мятежных горожан. На Западе не преминули воспользоваться случаем, чтобы
в очередной раз выставить русского царя тираном. В частности, английский дипломат Джером Горсей в «Записках о России» указывает, что опричники вырезали до 700 тысяч новгородцев, при том, что в Новгороде того времени проживало не более 400 тысяч жителей. В синодиках говориться только о 2800 умерших, большинство из которых, скорее всего, стали жертвами бушевавшей в Новгороде эпидемии чумы.
Среди обвинений, основанных лишь на слухах и рассказах, не внушающих доверия лиц, есть и полная домыслов история смерти старшего сына царя — царевича Ивана Ивановича, и загадочная кончина святителя Филиппа Московского. Эти и многие другие популярные суждения уже давно вызывают осторожное отношение у специалистов, но, к великому сожалению, благодаря информационной пропаганде широко распространились в общественном сознании.
Любопытно, что в наставлениях иностранным послам, прибывавшим в Московское государство, русского царя описывали совершенно иначе – как чрезвычайно умного и прозорливого политика. Грозный в них – убежденный трезвенник, категорически не выносящий пьяниц. Отмечалось, что царь даже запрещал распитие спиртных напитков в Москве, отводя место для любителей пирушек за пределами столицы.
Устранить конкурента
Во времена Ивана Грозного мы можем обнаружить и первые дошедшие до нас планы подчинения России Западу. Так в 1578 году с подачи авантюриста Генриха Штадена, служившего у Ивана Грозного, в кругу эльзасских аристократов возникает проект превращения России в провинцию Священной Римской империи. К проекту пытались приобщить Прусского герцога, польского и шведского короля. Идеи захвата Московии посещали и английского капитана Томаса Чемберлена, чем он поделился со своим королем Яковом I.
Пути реализации данной программы были самые разные. Например, Штаден предлагал искоренить в Московии Православие, причем мирным путем. «По всей стране должны строиться каменные немецкие церкви, а московитам разрешить строить деревянные. Они скоро сгниют и в России останутся только германские каменные. Так безболезненно и естественно произойдет для московитов смена религии», – пишет авантюрист.
Активизация информационных войн в период царствования Ивана Грозного неслучайна. Именно при Иване IV происходит активное расширение границ Русского государства, а русская армия, разгромившая Крымское, Казанское и Астраханское ханства становится одной из наиболее боеспособных сил в Европе. В лице набирающей мощь России на Западе видели опасного политического конкурента, которого требовалось устранить любым возможным способом.
Все познается в сравнении
Информационная атака на Ивана Грозного, конечно, не была лишена поводов. Вторая половина царствования Ивана IV была омрачена многочисленными репрессиями и казнями, в чем государь видел попытку предупредить назревающую, по его мнению, измену. Среди последствий этого террора было большое количество безвинных жертв. Например, ничем нельзя оправдать убийство игумена Корнилия в Псково-Печерском монастыре, совершенное лично Иваном Грозным.
Однако жестокие поступки Грозного были во многом созвучны тому страшному времени. Русский царь – кроткое дитя в сравнении с его современниками – Генрихом VIII, Марией Кровавой, Филиппом II, герцогом Альбой, Екатериной Медичи и Карлом IX.
Так, в разгар опричнины европейская инквизиция осудила на смерть всех жителей Нидерландов как еретиков. Несмотря на то, что этот план воплотить в жизнь не удалось, Филипп II только в одном Харлеме уничтожил около 20 тысяч человек, по всей Голландии число жертв превысило 100 тысяч.
Только за несколько лет Крестьянской войны в Германии при Карле V было уничтожено 150 тысяч человек, а жертвами правления английского короля Генриха VIII стало не менее 70 тысяч человек. Во время печально известной Варфоломеевской ночи, устроенной Екатериной Медичи и Карлом IX, в результате кровавой резни погибло до 30 тысяч французских гугенотов.
Совершенно не в духе тирана-царя Иван Грозный скорбел о том, «что учинилось у французского короля в его королевстве, несколько тысяч и до сущих младенцев избито, и о том крестьянским государем пригоже скорбети, что такое безчеловечество французский король над толиким народом учинил и кровь толикую без ума пролил».
А что же было в это время в России? Согласно подсчетам профессора Руслана Скрынникова, жертвами репрессий Ивана Грозного стало около 4 тысяч человек. Общее число казненных, включая преступников, значительно выше, однако и оно не идет ни в какое сравнение с масштабом политических и социальных катаклизмов в современной Грозному Европе и Азии, жертвы которых исчисляются сотнями тысяч.
Тем не менее, Европе второй половины XVI столетия был нужен образ враждебной, агрессивной и отталкивающей России. Отчасти и затем, чтобы отвлечь внимание от бесчинств, творившихся в «цивилизованных» европейских странах. Учитывая, что дискредитация России в различных письменных источниках продолжилась и позднее, первый опыт информационной войны Запад удовлетворил.
источник
3 декабря 1564 года Иван Грозный покинул Москву и переехал в Александровскую слободу. Почти два десятилетия столицей, культурным и политическим центром государства была подмосковная резиденция царя.
Долгая дорога
В начале декабря 1564 года Иван Грозный стал вести себя предельно странно: он посещал столичные церкви и монастыри и усердно молился в них. В самих молитвах не было ничего странного, странны были сборы: царская «семья» готовилась к переезду. К величайшему неудовольствию церковных властей, Иван IV велел забрать и свезти в Кремль самые почитаемые иконы и прочую «святость».
В воскресенье, 3 декабря, Грозный присутствовал на богослужении в кремлевском Успенском соборе. После окончания службы он простился с митрополитом, членами Боярской думы, дьяками, дворянами и столичными гостями. На площади перед Кремлем уже стояли сотни нагруженных повозок под охраной нескольких сот вооруженных дворян. Царская семья покинула столицу, увозя с собой всю московскую «святость» и всю государственную казну. Церковные сокровища и казна стали своего рода залогом в руках Грозного.
Войско, сопровождавшее государя, было полностью вооружено и готово к военным действиям, дворян сопровождали боевые холопы («люди»).
Царский выезд был необычен. «Ближние люди», сопровождавшие Грозного, получили приказ забрать с собой семьи. Оставшиеся в Москве бояре и духовенство находились в полном неведении о замыслах царя и «в недоумении и во унынии быша, такому государьскому великому необычному подъему, и путного его шествия не ведало куцы бяша».
Царский «поезд» скитался в окрестностях Москвы в течение нескольких недель, пока не достиг укрепленной Александровской слободы. Отсюда в начале января царь известил митрополита и думу о том, что «от великие жалости сердца» он оставил свое государство и решил поселиться там, где «его, государя, Бог наставит». Можно предположить, в дни «скитаний» царь работал над завещанием и весьма откровенно объяснял причины отъезда из Москвы. «А что по множеству беззаконий моих Божий гнев на меня распростерся, — писал Иван, — изгнан есмь от бояр, самовольства их ради, от своего достояния и скитаюся по странам, а може, Бог когда не оставит».
Монах
Известно, что в Александровской слободе Иван IV организовал своё «монашеское братство». Иван IV написал для опричного корпуса в Александровской слободе монастырский устав, сам был игуменом этой монашеской общины, князя Афанасия Вяземского назначил келарем, Малюту Скуратова — церковным причетником. В тот же период (в 1567 г., как считает Р. Г. Скрынников) во время одного из приездов в Кириллов монастырь он поделился с некоторыми старцами своим сокровенным желанием постричься у них. В том же 1567 году царь дал 200 рублей в Кирилловскую обитель себе на келью.
Для всех членов братства была изготовлена монашеская одежда: грубые нищенские одеяния на козьем меху, длинные черные монашеские посохи, снабженные железным острием, под нищенской рясой скрывались богатые одежды, шитые золотом, у пояса — длинные ножи. В Александровской слободе установился особый распорядок дня. Царь сам звонил в колокола, служил молебен, пел в хоре опричников.
Вероятнее всего, монашеское братство в Слободе был образовано на волне конфликта Ивана IV с митрополитом Филиппом. Глава церкви обличил неправедное житие царя. Наличие в Слободе иноческого братства воочию показывало всем, что государь ведет жизнь святого. Иван Грозный со своим братством особо не заигрался. В 1570-1571 гг. одни братья были зарезаны либо повешены на воротах собственного дома, другие утоплены, либо брошены в темницу.
Ярмарка невест
Пребывание Ивана Грозного в Александровской слободе известно ещё и тем, что здесь царь проводил знаменитые смотры невест. После смерти Марии Черкасской Грозный не стал искать жену за рубежом, а велел переписать дворянских девок-невест по всей стране. В Александровскую слободу были свезены 2000 «невест». На протяжении нескольких месяцев они жили здесь, приглянувшихся царь «звал» к себе, а после выдавал за кого-нибудь из придворных.
Смотрины позволили отобрать сначала 24, а затем 12 самых красивых девиц. Выбор царя пал на Марфу Собакину. Выбор Марфы Собакиной был вызван, скорее всего, участием Малюты Скуратова. Марфа была его родственницей. При помощи столь выгодного брака Скуратов стал родственником Грозного, что серьезно подняло его «вес». Скоропостижная смерть Марфы позволило тому же Скуратову провести «зачистку» среди своих коллег по опричному руководству.
Новая столица
Переезд Грозного в Александровскую слободу стал беспрецедентным событием в русской истории. По сути, почти на 20 лет Александровская слобода стала столицей России. В Слободе Иван Грозный начал налаживать первые после многовековой изоляции международные отношения, заключать важные торговые и политические договоры, принимать посольства европейских держав. Грозный перевез туда первую в России типографию, где работали ученики первопечатника Ивана Фёдорова Андроник Тимофеев и Никифор Тарасиев, напечатавшие в ней множество книг и даже первые листовки. В Александровскую слободу вслед за государем приехали лучшие зодчие, иконописцы, музыканты. При дворе работала книгописная мастерская, был создан прообраз первой консерватории. Есть основания полагать, что в Александровской слободе находилась и легендарная «либерия» — пропавшая библиотека Грозного.
Опричнина
Александровская слобода — своеобразная родина опричнины. Об опричнине сегодня сложилось достаточно поверхностное впечатление. Она воспринимается исключительно как система авторитарного контроля. На деле же, все было и проще, и сложнее одновременно. По сути, когда Грозный поднял вопрос об опричнине, то речь шла о разделении страны на две части. Одна подчинялась лично царю, другая- управлялась по старой схемпе. Сам термин «опричнина» выводится от слова «опричь», которое обычно переводят как «кроме», хотя более точный перевод – «помимо». Список того, что царь хочет взять себе, в опричнину, видимо, был готов заранее. В него вошли лучшие земли, самые богатые области, а там, где неудобно было брать в опричнину весь город, ее делили на две части. Опричнина была формой феодального правления. Формировать опричнину было удобно в Александровской слободе. Безопаснее и надежнее.
Альтернатива?
Была ли альтернатива Александровской слободе? Да, конечно, была. Теоретически, царь мог бы переехать, например, в Вологду, но ещё со времён Василия III Александровская слобода была особым местом силы, императорской резиденцией. Царские дипломаты получили приказ объяснить иноземцам, что русский царь уехал в «село» по своей воле «для своего прохладу», что его резиденция в «селе» расположена вблизи Москвы, поэтому царь «государство свое правит и на Москве, и в Слободе». Особым образом была организована охрана Александровской Слободы. Подступы к Слободе охраняла усиленная стража. Никто не мог проникнуть в царскую резиденцию без специального пропуска — «памяти». Из Александровской слободы царь почти двадцать лет проводил свои политические и социальные эксперименты.
Саин-Булат
В 1575 году Иван Грозный вторично отрекся от престола и посадил на трон служилого татарского хана Симеона Бекбулатовича. Современники не понимали смысла затеи монарха. Распространился слух, будто государь был напуган предсказанием кудесников. Известие об этом сохранил один из поздних летописцев: «А говорят нецыи, что для того сажал (Симеона), что волхви ему сказали, что в том году будет пременение: московскому царю будет смерть». Предупреждения такого рода самодержец получал от колдунов и астрологов не однажды. Иван же стал называть себя «холопом Ивашкой». Но показательно, что власть «холопа» почему-то продолжала распространяться на земли бывшего Казанского ханства, где Иван сохранял титул царя. Скорее всего, Иван побоялся, что, оказавшись под властью настоящего чингизида, казанцы пожалуй воспрянут духом, подобьют Симеона на восстание. Конечно, Симеон не был настоящим царем, неопределенность его положения усугублялась тем обстоятельством, что он занял царский трон, но получил вместо царского один только великокняжеский титул.На третьем месяце правления Симеона Грозный сказал английскому послу, что сможет вновь принять сан, когда ему будет угодно, и поступит, как Бог его наставит, потому что Симеон еще не утвержден обрядом венчания и назначен не по народному избранию, а лишь по его соизволению. Правление Симеона продолжалось 11 месяцев, после чего Иван смещает его, щедро награждает Тверью и Торжком, где Симеон и умирает аж в 1616 году, приняв перед смертью монашество. Почти год Грозный проводил свой эксперимент. Как хороший шахматист, он вёл позиционную игру.
источник
Елисей Бомелий — лекарь и отравитель, которого боялось все окружение Ивана Грозного. |
Почти 10 лет Елисей Бомелий находился возле Ивана Грозного. Одни называли его лекарем и астрологом, другие – шарлатаном и авантюристом. Летописцы называли Бомелия не иначе, как «лютый волхв». Его боялись даже самые лютые опричники, не говоря уже об остальном окружении царя, ведь «лекарь» мог мигом отправить на тот любого, кто не угодил государю.
Елисей Бомелий — лекарь и отравитель Ивана Грозного.
Элизеус Бомелиус родился в Вестфалии в 1530 году в семье лютеранского проповедника Генриха Бомелиуса. С юности Элизеуса привлекала медицина. Он поступил в Кембриджский университет на отделение медицины, но так и не окончил обучения. Однако это не помешало Бомелиусу открыть в Лондоне свою практику и лечить всех желающих за умеренную плату. Однако через несколько лет «врача» арестовали, обвиняя в занятиях колдовством.
Благодаря хлопотам его покровительницы леди Уиллоуби, Бомелиусу удалось избежать смертной казни. Как раз в то время в Лондоне оказались послы Ивана Грозного во главе с Андреем Савиным. Кроме дипломатических дел, он занимался поиском лекаря для царя. Доподлинно неизвестно, каким образом Элизеус сумел убедить посла, но он отправился в Россию в статусе лейб-медика при дворе.
Царь Иван Грозный любуется на Василису Мелентьеву. Г. С. Седов, 1875 год.
В России Элизеус Бомелиус изменил свое имя на русский манер – Елисей Бомелий. Он быстро привлек внимание Ивана Грозного и заслужил его расположение, т. к. умел не только врачевать, но и занимался зельеварением, от которого все недруги царя очень быстро и тихо отправлялись на тот свет. Он часто шептал государю на ухо: «Все исполнено, как ты велел, государь. Жить князю осталось до восхода солнца…»
По слухам, не обошлось без Бомелия отравление стрелецкого воеводы Федора Мясоедова и второй супруги Ивана IV Марии Темрюковой.
В летописи 1570 года, когда прибыл Бомелий, уже было написано «Прислаша Немцы к Иоанну Немчина, лютого Волхва, нарицаемого Елисея, и бысть ему любим в приближении и наложи на Царя страхование… и отвел Царя от веры; на Русских людей возложил царю свирепство, а к Немцам на любовь…»
Известно, что Елисей Бомелий увлекался астрологией. Он часто поднимался на колокольню кремлевской церкви Иоанна Лествичника, чтобы посмотреть на расположение небесных светил, а простой народ в ужасе крестился: «Опять Елисейка колдует!..»
Иван Грозный показывает свои драгоценности английскому послу Горсею.
Все при дворе люто ненавидели «злого волхва». На него писали всевозможные доносы и на латинском, и на греческом, обвиняли в связях в королями Польши и Швеции, но царь все равно доверял лекарю.
Но в 1579 году Иван Грозный приказал Бомелию предсказать будущее его рода. Тот, как обычно, приложил руки к хрустальному шару и внезапно скрючился в судорогах. Он начал предсказывать, что вторая супруга старшего сына царя умрет при родах, самого царевича Иван IV убьет лично. Сыновья Федор и Дмитрий также умрут раньше отца. Род Рюриковичей не продолжится, и настанет смута.
Царь был в ярости. После ужасных слов Бомелия он запустил в него серебряным кубком, да так сильно, что тот три дня лежал без сознания. Затем «лекарь» понял, что нужно бежать, сговорился с псковскими боярами и попытался скрыться. Но побег не удался: Бомелия схватили и доставили обратно к царю.
Смерть Ивана Грозного.
Искусство дипломатии заключается в подмене смыслов и умении говорить «да», имея в виду «нет» , и наоборот. Русский царь всегда знал, кому писать и что писать. Знать себе цену, говорить без экивоков, прямо, открыто — как это по-русски!
Из письма Иоанна Грозного шведскому королю Юхану III
«Ты прислал к нам через пленника свою грамоту, наполненную собачьим лаем. Ты пишешь свое имя впереди нашего – это неприлично, ибо нам брат – цесарь Римский и другие великие государи, а тебе невозможно называться им братом, ибо Шведская земля честью ниже этих государств, как будет доказано впереди… Злое же дело начал ты, как только сел на государство, и наших великих послов…, неповинно и с глумлением велел ограбить и обесчестить – в одних сорочках их оставили! А ведь это великие люди….
А что ты писал к нам лай и дальше хочешь лаем отвечать на наше письмо, так нам, великим государям, к тебе, кроме лая, и писать ничего не стоит, да писать лай не подобает великим государям; мы же писали к тебе не лай, а правду, а иногда потому так пространно писали, что если тебе не разъяснить, то от тебя и ответа не получишь. А если ты, взяв собачий рот, захочешь лаять для забавы — так то твой холопский обычай: тебе это честь, а нам, великим государям, и сноситься с тобой — бесчестие, а лай тебе писать — и того хуже, а передаиваться с тобой — горше того не бывает на этом свете, а если хочешь передаиваться, так ты найди себе такого же холопа, какой ты сам холоп, да с ним и перелаивайся. Отныне, сколько ты не напишешь лая, мы тебе никакого ответа давать не будем.» (6 января 1573 года)
Из послания Ивана IV польскому королю Стефану Баторию
«Известно, что вы называете Ливонскую землю своей попусту, желая пролития неповинной христианской крови. Говорили еще твои паны нашим послам, что ты присягал, что добудешь Ливонскую землю, — христианское ли это дело: присягать, что будешь вздорно и несправедливо, желая славы, богатства и расширения государства, лить неповинную христианскую кровь? Вот ты писал, что предки наши несправедливыми поступками свое государство расширили, — а ты очень справедливо добываешь потерянное, проливая кровь вопреки присяге? Говорили еще твои паны нашим послам, что они за ливонцев вступились всей землей потому, что Ливонская земля римской веры, одной веры с ними, поляками, и поэтому всей этой земле следует быть в твоей власти, ибо нехорошо, чтобы в одной земле были два государя: «А у нас государь — по нашей воле: выбираем себе государем кого захотим; какой бы ни был у нас государь, а без нас ничего не делает; а если и захочет что-нибудь делать, так мы не дадим; а когда мы выбирали теперь нашего государя, то указывали ему, что многие места нашей земли несправедливо отобраны вашим государем и его предками; и государь наш присягал нам, что он будет добывать наши давние владения и очистит Ливонскую землю».
Опричнина в современном обществе воспринимается как явление исключительно негативное – результат помешательства царя, которому везде мерещились измена и заговор.
Тем не менее, многие отечественные историки видели в опричнине прогрессивные тенденции.
Режим чрезвычайного управления
Прежде чем вести разговор об опричнине следует остановиться на эпохе ее породившую. Россия Ивана Грозного – страна, которая только начала расширение своих границ и обретение могущества. А пока – это скудные земли Нечерноземья, лежащие в северо-западной части Евразии; редкое и разрозненное население, которым трудно управлять; опальные города, где не раз вызревал очаг смуты; отсутствие выхода к Балтийскому, Черному и Каспийскому морям, и, как следствие, к мировым торговым путям; разорительные набеги кочевников с юга и востока, а также непрекращающиеся войны за территорию со Швецией, Польшей и Литвой.
Иван IV искренне верил, что только неограниченная власть монарха поможет навести порядок в этих суровых и обширных землях. На исходе 1564 года царь отъезжает в свою резиденцию в Александрове, откуда шлет в столицу две грамоты. В первой Иван обвиняет бояр в расхищении казны и измене, чем объясняет свой отказ от власти, во второй, адресованной москвичам, царь жалуется на боярские обиды и заверяет, что зла на народ не держит.
Не прошло и двух дней, как в Александров пожаловала делегация во главе с архиепископом Пименом, которая принялась уговаривать Ивана Васильевича вернуться к управлению государственными делами. Царь согласился, но тут же изложил свои условия: в стране нужно ввести, говоря современным языком, режим чрезвычайного положения, отменяющий существовавшие ранее правовые нормы: единственным полновластным законом будет слово монарха. Так в России вводилась опричнина, официально просуществовавшая с 1565 по 1572 год.
В поисках смысла
Нам кажется, что смысл опричнины лучше всего должны были понимать современники Ивана Грозного. Однако изучая письменные источники тех далеких времен исследователи не находят внятных оценок этого знакового явления. Русские летописи хоть и раскрывают нам всю полноту картины злодеяний опричников, но при этом избегают открытого обличения царя. Какой бы ни был государь, в ту эпоху он воспринимался исключительно как помазанник божий.
Начиная с XVIII столетия, отнюдь не ища оправданий деяниям царя, и уж тем более опричникам, историки пытались дать объективные и взвешенные оценки одному из наиболее трагичных эпизодов в истории России. Так Василий Татищев в установлении опричнины усматривал намерение царя пресечь измену бояр. Для Сергея Соловьева опричнина явилась олицетворением перехода от «родовых» отношений к «государственным».
Член-корреспондент Петербургской академии наук Сергей Платонов в числе тех исследователей, кто находил немало положительных черт в опричнине. Историк свои заключения выстраивает на том, что современники не понимали Ивана Грозного. Между тем царь, по его словам, в своих действиях руководствовался существующими угрозами, исходившими от княжеской оппозиции.
Продолжая мысль Платонова, современный историк Руслан Скрынников определяет концепцию опричнины как результат столкновения «могущественной феодальной аристократии и поднимающейся самодержавной монархии».
Исследователь русского средневековья Александр Зимин обращает внимание на положение Церкви, как большого социально-политического института, препятствовавшего централизации страны. Именно опричнине, по мнению Зимина, удалось включить церковь в государственный аппарат.
Для доктора исторических наук Даниила Альшица опричнина была не случайным эпизодом, а необходимым этапом становления самодержавия, другими словами, начальной формой аппарата верховной власти. Благодаря опричнине, со слов Альшица, и появилось самодержавие на Руси в том виде, как мы его сегодня понимаем. Более того, историк заявляет, что опричнина не была прекращена в 1572 году, а просуществовала до конца жизни Ивана Грозного.
Пересмотр землевладения
Историки отмечают, что в широком смысле опричнина не была новым явлением в русской жизни, потому что именно так назывался удел, выдаваемый вдове князя, «опричь» (кроме) другой земли. В опричнине Ивана Грозного земля делилась уже между ставленниками царя и остальной частью населения – «земщиной».
В летописях можно прочитать, что царь «возненавидел грады земли своея» и в гневе разделил их и «яко двоеверны сотворил». Для историков такая реакция летописца объяснима, так как царь не считал нужным растолковывать народу принимаемые им решения. Согласно Платонову, Иван Грозный последовательно включал в опричнину, одну за другой, внутренние области государства для того, чтобы пересмотреть систему землевладения и провести учет землевладельцев.
В дальнейшем царь удалял на окраины неугодных ему людей, а взамен расселял надежных. Высланные землевладельцы по замыслу Грозного могли быть полезны для защиты рубежей государства. Эта операции приобрела характер массовой мобилизации и в конченом итоге должна была заменить крупное вотчинное землевладение мелким поместным землепользованием. Однако, как это часто бывало у Грозного, не обошлось без перегибов, и насильственный передел земли приобрел характер массового бедствия.
Специалист по эпохе Ивана Грозного Владимир Кобрин считает, что опричнина не изменила структуру крупной собственности: и боярскому, и княжескому землевладению удалось пережить смутные годы политического террора.
Борьба с изменой
Царь был абсолютно уверен, что со всех сторон его окружали изменники. Однако сегодня невозможно точно установить, чем в большей степени руководствовался Иван IV, раскручивающий маховик террора, – болезненной подозрительностью или реальной угрозой исходившей от его приближенных.
Со слов Скрынникова, первоначальный замысел опричнины заключался в «охранении жизни царя», и только потом она должна была покончить со злоупотреблениями боярства и прочими перекосами в государстве. Однако наделив широчайшими полномочиями опричников, царь фактически благословил их на бесчинства.
Своего апогея своевластие опричнины достигло зимой 1569-1570 годов во время похода Ивана Грозного на опальный Новгород. Но было ли это актом жестокого мщения безумного царя, как это часто освещалось в отечественной историографии? Как замечает российский историк-славист Борис Флоря в книге «Иван Грозный», осенью 1569 года царь получил информацию о зреющей измене в вольных городах Пскове и Новгороде.
Речь шла о масштабном заговоре среди приказной администрации и социальной верхушки, целью которого была сдача Пскова и Новгорода литовскому королю. Этот заговор не был плодом больного воображения царя, так как в начале 1569 года к Литве подобным путем уже отошел приграничный Изборск – мощная почти неприступная крепость.
Но существовала и другая проблема. 1568 и 1569 годы стали неурожайными для Новгородской республики. Местная элита, по сообщениям современников, сосредоточила у себя значительные запасы зерна, вызвав тем самым резкий рост цен на хлеб и обрекши население на голодную смерть. Возможно, эта продуктовая блокада имела далеко идущие замыслы новгородской верхушки.
Поводы для вмешательства царя были более чем серьезные. По мнению исследователей, если бы заговор удался, к Литве могло отойти до трети территории России. Вместо выхода к Балтике, которого добивался Грозный в ходе Ливонской войны, Москва могла получить у себя под боком опасного и сильного врага. И тогда под вопросом оказалась бы целость государства как такового.
Поход на Новгород обернулся жестоким погромом и масштабным процессом по делу о заговоре. Осуждая зверства, которые чинили опричники, грабя и убивая горожан, историки, тем не менее, отмечают, что казням предшествовали тщательные судебные разбирательства, которые продолжались в течение трех недель после захвата Новгорода.
Любопытно, что Новгородский погром не ускользнул от внимания российских правителей последующих эпох. Так, всегда проницательная Екатерина II отмечала, что о причине гнева царя говорит отнюдь не вольное правление Новгородской республики, а «причина была, что Новгород, приняв Унию, предался Польской Республике, следовательно, царь казнил отступников и изменников, в чем по истине сказать меры не нашел».
источник
В русской истории много темных пятен, которые «осветляются» только гипотезами, а порой и фантазиями историков.
Особняком здесь стоит погром Новгорода опричниками, который начался 12 января 1570 года. Его относят к самым суровым деяниям Иоанна IV.
Ходок с Волыни
Летом 1569 года царь Иоанн IV принимает в Александровской слободе некоего «ходока» из Великого Новгорода, который в архивах будет проходить как «волынец (то есть украинец, Ред.) Петр». Таинственный гость сообщает царю, что новгородская элита во главе с местным архиепископом Пименом вступила в сговор с «литвой» и тайно готовится присягнуть «литовскому королю Жигимонту» (Сигизмунду). Есть даже доказательство – грамота с подписями архиепископа и других знатных новгородцев, которая хранится в новгородском Софийском соборе под образом Богородицы.
Вскоре Иоанн IV тайно отправляет в Новгород агентов, которые добывают компрометирующий документ и доставляют его царю. Подпись архиепископа, который до этого слыл, горячим сторонником царя, признается подлинной, и это становится отправной точкой для знаменитого похода Грозного на Великий Новгород.
Большинство историков утверждают, что доносчик искусно подделал подписи на грамоте. Да так подделал, что при последующей «очной ставке» с документом большинство подписантов признали свои автографы. Правда, ни одного доказательства мошенничества «волынца» ни один историк так и не представляет.
Роковое благословение
В конце 1569 года царь и опричное войско отправляются в путь. По дороге в «град мятежный» Иоанн отправляет верного Малюту Скуратова в Отроч Успенский монастырь в Твери, где находился после лишения сана бывший митрополит Московский Филипп. Интересно, что архиепископ Пимен, к которому ехал в «гости» Иван Васильевич, был в свое время главным противником Филиппа и приложил немало усилий к его низложению.
По одной из версий, царь отправил Скуратова к опальному монаху, чтобы попросить у того благословения на новгородский поход. Но якобы Филипп отказал Малюте в «напутственном слове», и тот задушил его подушкой. Другим же монахам убийца сообщил, что бывший митрополит скончался от духоты.
Этот эпизод описан в житии Филиппа, которое появилось спустя сто лет после его смерти. Однако до этого времени никаких письменных свидетельств о насильственной смерти Филиппа не сохранилось. Возникает вопрос – зачем Грозному нужно было благословение опального монаха, которого он полагал «колдуном» и еще какое-то время назад хотел сжечь на костре, если верить источникам? Не является роковой визит Малюты к опальному богомольцу поздней «интерпретацией» составителей жития?
Отвергнутое благословение
Итак, в начале января опричное войско вступило в Новгород. На мосту через Волхов царя встречал сам архиепископ Пимен и лучшие люди города. Но царь проигнорировал благословение епископа, отказавшись припасть к кресту, а вместо этого разразился обвинениями:
«Ты не пастырь, а волк и хищник, и губитель, и в руках у тебя не крест, а оружие, и ты, злочестивый, хочешь вместе со своими единомышленниками передать Великий Новгород польскому королю».
Слова царя, по логике вещей, должны были стать сигналом для ареста Пимена. Но дальше, согласно летописной «Повести о разгроме Великого Новгорода», которая служит главным источником о новгородских событиях, происходит нечто странное: Иоанн отправляется на торжественную литургию в Софийский собор, а служит литургию сам изменник! А затем свита Грозного отправляется вместе с Пименом в резиденцию архиепископа на трапезу…
И только после трапезы Иоанн вторично обвиняет архиерея в измене, и того, наконец, арестовывают. Сценарий, честно говоря, парадоксален даже для такого «креативного директора», как государь Иван Васильевич. Но в летописном сюжете упущено главное – признался ли Пимен в измене или нет? Подпись-то (или ее подделка) в «мятежной» грамоте стояла его…
Из архиепископы в скоморохи
Затем архиепископ был подвергнут весьма странному и очень унизительному обряду. Грозный якобы объявил, что Пимену подобает быть не епископом, а скоморохом, и потому ему следует жениться. Супруга для несчастного архиерея у Ивана Васильевича была уже подготовлена: ей оказалась обычная кобыла! Царь распорядился, чтобы Пимена посадили на «невесту», в руки ему дали бубны с гуслями и отправили с напутствием влиться в ватагу скоморохов.
Историки интерпретируют этот обряд, как кощунственное надругательство над саном архиепископа и над пасхальной символикой входа Господня в Иерусалим. Обряд и в самом деле выглядит пошло — даже для Ивана Васильевича, который, как известно, был весьма силен в символизме. А здесь символика какая-то «дохлая».
Грозный во всех своих представлениях всегда действовал в контексте русской традиции. Однако обряда женитьбы на лошади и «проводов в скоморохи» в народном фольклоре мы не найдем. Зато схожие перформансы есть в западноевропейской карнавальной традиции, но едва ли Грозный мог быть здесь экспертом.
Ясность наступает, когда мы узнаем имя человека, который засвидетельствовал этот «ритуал». Немец Альберт Шлихтинг, который находился на службе в опричнине (с очень мутным «штатным расписанием»). Согласно его биографии (им же составленной), весной 1570 года он «демобилизовался» и уехал в Речь Посполитую, а там уже, под сенью польских «русофилов», написал мемуары «Новости из Московии, сообщённые дворянином Альбертом Шлихтингом о жизни и тирании государя Ивана». Самое любопытное, что имени Альберта Шлихтинга в русских документах того времени не существует.
«Страшный суд»
Согласно «Повести о разгроме Великого Новгорода», сразу же после торжественной трапезы в резиденции Пимена и его ареста началась «конфискация» имущества Софийского собора и некоторых монастырей , а затем «раскулачивание» перекинулась на остальной город. Грабежи сопровождались, согласно летописцам и «свидетелям» (немецких «опричников» Штадена и Шлихтинга), небывалым террором.
Описаниям изощренных казней новгородцев наверняка бы позавидовал маркиз де Сада при написании своего романа «120 дней Содома». Создается впечатление, что ежедневно опричники убивали как минимум по несколько тысяч человек.
С подсчетом жертв новгородского погрома полемика до сих пор не закончена: одни говорят, что погибло не менее 15 тысяч человек (половина населения Великого Новгорода), другие останавливаются на 4-6 тысячах.
Но историки почему-то умалчивают, что любой экзекуции предшествовало судебное разбирательство. Суд опричников функционировал в новгородском Городище в течение трех недель. Даже при максимально форсированном делопроизводстве опричные судьи едва ли были способны рассмотреть больше 30 дел. Причем не надо забывать, что по каждому отдельному делу проводилось следствие. По оставшимся косвенным документам, церковным синодикам, смертной казни подверглось около 200 дворян и более 100 домочадцев, 45 дьяков и приказных и столько же членов их семей.
Откуда же историки берут цифры в 15 тысяч казненных? В летописях в качестве доказательств говорится об обнаруженных общих могилах на несколько тысяч человек, о всплывших по весне сотням трупов в Волхове и т.д. Но являются ли все эти несчастные жертвами террора?
Дело в том, что 1568 и 1569 годы стали неурожайными на Новгородской земле, вспыхнул голод — цены на хлеб повысились к началу 1570 года почти в 10 раз. Ливонская война, которая подорвала новгородскую экономику, нарушив прежние торговые связи, только усугубила ситуацию. А вскоре в город пришла еще и чума.
По свидетельству шведского посла Павла Юстена, находившегося в Великом Новгороде с сентября по январь, город задолго до «погрома» представлял собой «склеп» — ежедневно от голода умирало по несколько сотен горожан.
Если внимательно посмотреть существующие свидетельства, то «ревизии» в большинстве случаев подвергалось церковное хозяйство. Именно у монастырей и монастырских селах шла конфискация хлеба, скота, соли. Вероятно, «погром» был во многом связан с тем, что в условиях голода и катастрофического роста цен на хлеб, новгородская церковь аккумулировала львиную долю запасов. Не исключено, что подобная «блокада» была частью большого стратегического замысла местной элиты.
А была ли измена?
Не исключено, что в этих условиях у новгородской элиты и возникло желание искать спасение во вступлении в Люблинскую унию, которая создалась в 1569 году путем объединения Польши и Литвы.
Новгородской торговле была не выгодна политика Грозного, в том числе его стремление пробиться к Балтийскому морю, грозившее потерей некогда одним из могущественных городов Европы своих геоэкономических позиций. Кроме того, новгородцев очень не устраивала ориентация царя на Англию.
Англичане получили величайшие преференции от Иоанна IV и открыли альтернативный новгородскому торговый меридиан – Холмогоры — Вологда – Москва.
В свою очередь англичанам также не нравилась «новгородская корпорация», которая некогда входила в конкурирующий Ганзейский союз, а в конце 1560 годах открывшая город для главных конкурентов англичан на русском рынке – голландцев. Это говорит о том, что новгородский поход никак не мог быть некой параноидальной импровизацией Ивана Грозного.
Пропавшие документы
Со времен Карамзина российская историография заняла жесткую позицию в оценке исторической роли Иоанна IV. Причем, чем беспощаднее становилась позиция историков, тем меньше оставалось государственных документов эпохи Грозного.
Так, в начале XIX века загадочно исчезли из государственного архива материалы «сыскного дела» по «новгородской измене», которые лучше бы всего прояснили бы нам события января 1570 года. Вероятно, одним из последних людей, кто работал с ними, был как раз Николай Карамзин, который с 1811 года погрузился в исполнение госзаказа – написание «Истории Государства Российского».
Видимо, эти документы читала Екатерина II. В своих заметках о радищевском «Путешествии из Петербурга в Москву» императрица писала о неразумности Радищева, воспевающего Новгородскую республику:
«Говоря о Новгороде, о вольном его правлении и о суровости царя Иоанна Васильевича, не говорит о причине сей казни, а причина была, что Новгород, приняв Унию, предался Польской Республике, следовательно царь казнил отступников и изменников, в чем по истине сказать меры не нашел».
Современным историкам повезло меньше, чем Екатерине II и Карамзину. Главными источниками новгородского погрома для них являются очень сомнительная «Повесть о разгроме Великого Новгорода», которая формировалась в годы шведского оккупации города (1611-1617 годы), мемуары уже упомянутого Альберта Шлихтинга и авантюриста с репутацией Мюнхаузена Генриха Штадена, однажды всплывшего со своими «московскими воспоминаниями» в Голландии, который якобы когда-то служил опричником. Правда, никаких прямых доказательств этому не сохранилось.
источник
Зимой 1565 года страну накрыла семилетняя «тьма кромешная» – опричнина. О ее причинах, ходе и последствиях спорят уже не одно столетие. Явление опричнины уже стало мифом, живущим параллельно с исторической правдой.
Тысяча лучших слуг
Известно, что в 1550 году Иван Грозный раздал подмосковные поместья тысяче «лучших слуг», среди которых оказались и худородные дворяне, и родовитые князья. От новых подмосковных помещиков требовалось немного: всегда быть «под рукой» и в нужный момент исполнить поручение государя. Именно такие люди пригодятся Ивану Грозному, когда он решит ввести опричнину: надежные, проверенные, готовые отдать «долг». Правда, результаты реформы «тысячи лучших слуг» оказались эффективнее, нежели опричнина, — в октябре 1552 года была наконец-то взята Казань. После неудач – сожжения Москвы, и потери всего, что было завоевано в ходе успешного этапа Ливонской войны, в 1572 году опричнина была отменена.
Чем руководствовался Иван Грозный, когда принимал решение о введении опричнины?
Широко известно мнение о его желании отомстить, а также о «сумасшествии» царя. Несмотря на то, что вопрос о невменяемости Грозного до сих пор не решен однозначно, следует ли без колебаний признавать, что им руководили только помешательство и желание отомстить? Возможно, он желал утвердить свой новый титул и церемонию венчания на царство, которая была проведена в 1547 году и признавалась далеко не всеми? А может царь стремился победить детские страхи? Или хотел создать новую опору для себя – дворянство, которое к тому же перестало бы заявлять претензии на престол, сосредоточенный в итоге в руках одной династии? Вопрос остается открытым.
Вдовья доля
Интересно, что термином «опришнина» в юридических документах эпохи Грозного именовалась «вдовья доля» — та часть имущества, которую получала женщина, потерявшая супруга. Таким образом, используя термин в новом значении, Грозный в очередной раз занимался уничижением, сравнивая себя с осиротевшей вдовой. Так уже случалось не раз: например, в начале своего послания в Кирилло-Белозерский монастырь он именует себя не иначе как «грешный» или «пес смердящий». Государь вообще обладал своеобразным чувством юмора и любил «поиграть» со словами и терминами. Например, во время казни некоего Овцына он мог рядом с приговоренным повесить овцу.
Ошибочно определять опричнину исключительно как формирование специальных карательных отрядов. «Черные мстители» действительно исполняли повеление государя: нещадно истребляли изменников. Сам Иван Грозный говорил, что всегда боролся с изменниками, и не важно, в чьем лице: боярина, дворянина или обычного повара.
Когда бояре и духовенство приехало к Ивану Грозному в Александровскую слободу с просьбами вернуться, государь объявил о своем желании: разделить земли на земщину и опричнину.
В первых — дозволялось править боярам, себе же царь оставлял опричнину, в которой только он мог решать, как править, кого казнить, а кого миловать. Грозный желал освободиться от сложившейся системы управления и мешавших ему феодальных связей. В опричнину вошли лучшие земли и более 20 крупных городов, в том числе Москва, Вязьма, Суздаль, Вологда и Великий Устюг. Таким образом, была сформирована система, которая положила начало истинного самодержавия на Руси. В последующей истории снова и снова самодержцы прибегали к «опричным методам управления».
Метла и песья голова
Опричниками становились люди проверенные, доказавшие свою верность, зачастую очень неглупые. К концу опричнины общий корпус войска достигал по разным оценкам 7 тысяч человек. С легкой руки любившего каламбуры князя Курбского опричников иногда называли кромешниками — от слова «опричь» в значении «кроме», «особенный». Они действительно были «особенными» – обладали практически неограниченной властью и решительным характером. В черных кафтанах, на вороных конях, украшенных черной сбруей – вид у царских «слуг» был устрашающим. Неизменным атрибутом опричников были метла и песья голова, которыми «декорировалось» седло. Символы давали понять, что любой государев изменник будет по-собачьи «выгрызен» и «выметен» поганой метлой. Впрочем, собачьи головы могли напоминать и об ужасной казни, к которой нередко прибегали: осужденного зашивали в медвежью шкуру и травили собаками.
Во время репрессий в одном только Новгороде было уничтожено по разным оценкам от 3 до 10 тысяч человек. Если учесть, что население города составляло в то время 30 тысяч человек, был убит как минимум каждый десятый.
После жестокой расправы с главой Боярской думы Иваном Федоровым, царь лично ездил с опричниками и уничтожал имущество изменника. Сегодня это связывают не столько с кровожадностью государя, сколько с его особым отношением к так называемому «нечистому имуществу», которое было неугодно Богу и не могло быть принято, например, монастырем.
Видимо, предчувствуя скорую расправу Федоров отписал часть земель Кирилло-Белозерскому монастырю, часть – в московскую обитель. Интересно, что Иван Грозный «подтвердил» дар, при этом, правда, вторую часть забрал себе в казну.
Действия опричников поражали, но не столько своей кровожадностью, к которой по большому счету русский народ был привычен, а масштабностью и зачастую бессмысленностью. Конечно, казни и грабежи были. Могли убить не только изменника, но и членов его семьи и прислугу, однако, массово истреблять крестьян ни один здравомыслящий опричник не стал бы. Дело в том, что во времена Ивана Грозного ощущался острый дефицит рабочих рук. Возможно, потому-то и был русский суд «самым гуманным» в мире: за «мелкие» нарушения чаще следовало позорящее наказание, например, публичная порка. Кому же будет нужен работник, которому отрубили руку? Подобным образом обстояло дело и с опричниной. Вотчины, которые получали государевы слуги, были ценны не землей, а дворами с крестьянами. У многих земли было предостаточно, только вот работать на ней было практически некому. Поэтому опричники старались не упустить возможности «поживиться» рабочей силой: иногда уговорами, иногда насильно вывозили крестьян изменника в свою вотчину. Слишком практичные даже заставляли мужиков разбирать избы и перевозить их на новое место жительства.
источник
А. Д. Литовченко. Иван Грозный показывает свои сокровища английскому послу Горсею
Сватовство Ивана Грозного к английской королеве Елизавете обычно считают его очередной мимолетной прихотью. Но он вел крупную игру. На кону мог быть титул монарха от Англии до Урала или политическое убежище в Англии.
Жестокое наследство
Королева Елизавета любила повторять, что она «замужем за Англией». Она не желала делить свою власть с мужчиной, тем более что негативное отношение к браку у нее сформировалось еще в детстве. Ее отец – Генрих VIII заработал себе славу «черного вдовца». У него было шесть жен и лишь две пережили его.
Мать Елизаветы – Анну Болейн он отправил на эшафот, обвинив в измене. За ней последовала ее двоюродная сестра Екатерина Говард, смерть которой потрясла молодую Елизавету едва ли не больше, чем смерть ее матери. Историки считают, что именно в это время у Елизаветы сформировалось четкое отвращение к браку. Отныне для нее любое подчинение мужчине ассоциировалось со смертью.
Страсти по Елизавете
Однако Елизавета умело использовала свое холостое положение в политических целях. Брак с ней мог изменить всю политическую расстановку сил в Европе, поэтому она всегда находилась в состоянии обручения с тем или иным кандидатом, держа всех в напряжении.
Так, например, ее сватовство с французским герцогом Алансонским длилось около десяти лет. В зависимости от политической ситуации во Франции и Испании, королева то приближала, то отдаляла претендента, чем заставила изрядно поволноваться Екатерину Медичи и Филиппа II, ибо ее брак с французским принцем мог существенно подорвать мирное сосуществование Габсбургов и Валуа. Брачные игры всегда были одним из главных ее политических козырей.
От Англии до Урала
В этих условиях, едва ли Елизавета видела в Иване Грозном, который по количеству жен был схож с ее отцом, удачную партию. Но, без сомнения, она извлекала свою выгоду из их дружеской переписки. Добрые отношения с Иваном Грозным позволяли ей поддерживать английскую «Московскую компанию», торговавшую с Россией, которая в определенный момент заняла главенствующее положение на рынке, вытеснив русских конкурентов.
Но не только экономические интересы привлекали Елизавету в отношениях с русским царем. Считается, что в одном из писем Елизавета сама намекала Ивану Грозному на возможный брачный союз, чтобы стать правителями всей Европы – от Англии до Урала.
Английское убежище
Без сомнения, подобная перспектива не могла не импонировать Ивану IV. Но дошедшие до нас источники сообщают еще одну причину, по которой царь так стремился заручиться поддержкой Англии и благосклонностью королевы. Как рассказывает современник событий, английский аристократ и путешественник Джером Горсей, Иван Грозный стремился получить политическое убежище в Англии: «Беспокоясь о том, чтобы избежать участи своих жертв, Иван Грозный постоянно расспрашивал Элизиуса Бомелиуса (придворного лекаря) о том, сколько лет королеве Елизавете, насколько успешным могло бы быть его сватовство к ней. Он решился на эту попытку; с этой целью постриг в монахини царицу, свою последнюю жену. И с давнего времени имея мысль сделать Англию своим убежищем в случае необходимости, построил множество судов, барж и лодок у Вологды, куда свез свои самые большие богатства, чтобы, когда пробьет час, погрузиться на эти суда и отправиться в Англию».
Принимая во внимание темперамент царя и его склонность к быстрым решениям и поступкам, подобная позиция вполне могла иметь место.
Слова Горсея подтверждают Псковские летописи изучаемого периода: «В лето 7078-го (1570 год)… к нему [Ивану Грозному] прислаша Немчина лютого волхва нарицаемаго Елисея, и бысть ему любим в приближении. И положи на царя страхование и выбеглец от неверных нахождения, и конечне был отвел царя от веры: на русских людеи царю возложил сверепство, а к немцамъ на любовь переложи… и много множества род боярскаго и княжеска взусти убити цареви. Последи же и самого приведе наконец еже бежати в Англинскую землю и тамо женитися, а свои было бояре оставшие побитии».
Отказ
Но планам русского царя не суждено было сбыться. Этим же годом датируется одно из самых гневных писем Ивана Грозного Елизавете, где он называет ее пошлой девицей, которая не имеет никакого политического веса в своей стране: «Мы думали, что ты правительница своей земли и хочешь чести и выгоды своей стране. Ажно у тебя мимо тебя люди владеют и не токмо люди, но и мужики торговые и о наших государевых головах, и о честех, и о землях прибытка не ищут, а ищут своих торговых прибытков. А ты пребываешь в своем девическом чину, как есть пошлая девица».
В письме речь шла о произволе английских купцов на русском рынке. Кроме того, царь упрекал королеву, что она ставит интересы английских торговцев выше неких «тайных дел великого значения», под которыми обычно понимают возможность заключение брачного союза.
Историки считают, что причиной столь гневного письма, стал отказ Елизаветы не только на брачное предложение царя, но и на просьбу о политическом убежище. Вот как пишет об этом исследователь Феликс Прайор: «Царь вышел из себя, когда Елизавета отвергла его ухаживания и предложила ему приют только на условии, что он сам будет оплачивать свои расходы».
Еще одна из рода Тюдоров
Обида царя была глубокой, переписка между ним и Елизаветой прекратилась на 12 лет, но от своих планов царь не отказался. В 1582 году он отправил в Англию дворянина Федора Писемского, который должен был сосватать за царя племянницу королевы Марию Гастингс, графиню Гоптингтонскую. Но Елизавета ему вежливо отказала: «Любя брата своего, вашего государя, я рада быть с ним в свойстве. Но я слышала, что государь ваш любит красивых девиц, а моя племянница некрасива. Мне стыдно списывать портрет с племянницы и послать его к царю, потому что она некрасива и больна, лежала в оспе, лицо у нее теперь красное, ямковатое».
Королева лишь тянула время. Право монопольной торговли с Москвой Англия могла получить и за помощь Ивану Грозному против поляков, а породниться с аналогом своего отца Елизавета явно не желала. Прямых наследников у нее не было, а претенденты на английский трон извне могли подорвать суверенитет страны. В конце концов, она сделала вид, что готова устроить брак, при этом отправив в Москву посла Джерома Боуса, который должен был всеми силами отговорить Ивана Грозного от его решения.
«Последняя капля кремлевского терпения»
Джером Боус, после длительных переговоров о монопольных привилегиях Англии в Москве, поспешил сообщить царю, что Мария Гастингс очень больна, страшна собой, приходится дальней родственницей Елизаветы, не имеет никакого влияния при дворе, и вообще не готова принять православную веру, что фактически делало невозможным ее законный брак с русским царем. На просьбы Ивана Грозного предложить ему более подходящую кандидатуру, Боус ответил, что не уполномочен об этом говорить.
Впоследствии он писал, что царь настолько жаждал найти жену в Англии, что был готов сам нанести визит на Туманный Альбион. По мнению историка Андрея Портнова, столь убежденное желание Ивана Грозного породниться с домом Тюдоров стало «последней каплей, переполнившей чашу кремлевского терпения». На русский престол уже нацелился Борис Годунов, который имел большое влияние при дворе. На прощальную аудиенцию с послом Джером Боусом царь прийти уже не смог.
источник