государство
Бутан — единственное в мире государство, чьей официальной религией, «духовным наследием» провозглашен тантрический буддизм. Поэтому своей главной целью правительство объявляет стремление к счастью каждого своего гражданина; это закреплено в статье 9 Конституции.
24.08.2008 создана государственная «Комиссия по всеобщему народному счастью» (Gross National Happiness Commission) во главе с премьером. 22 Вопрос «счастливы ли Вы?» задается во время переписей населения. В ходе последней переписи 2005 года 45.2% населения ответило на этот вопрос «очень счастлив», 51.6% «счастливы», и только 3.3% «не очень счастливы».
Что любопытно, общепринятое понятие валового внутреннего продукта заменено в Бутане более уместным индикатором — «валовым национальным счастьем». Это единственное в мире государство, в котором существует Министерство Счастья, таким образом, счастье поставлено во главу угла национальной политики.
Это поистине удивительная страна без голода и преступности, где люди живут в радости, не зная войн и нищеты. Сами бутанцы, коих в отличие от остальных стран региона довольно немного, открыты, гостеприимны, совершенно не испорчены современным миром и бережно хранят свою уникальную культуру.
Животных здесь убивать запрещено, а потому почти все вегетарианцы. Здесь запрещен ввоз химических удобрений, и все что произрастает на этой земле, само по себе является экологически чистым. Еще интересной особенностью этого государства можно считать то, что леса в Бутане не вырубаются, а наоборот высаживаются. Мало сказать, что это страна буддизма, это страна чистоты и просветления. Страна до сих пор крайне мало изучена, а огромные территории на юге и в центральной части совершенно не освоены людьми и представляют собой огромные заповедники с удивительным животным и растительным миром. Всё это Бутан сохранил по очень простым причинам — запрещена охота и практически не ведётся вырубка лесов. Королевство полностью обеспечивает себя продуктами питания и одеждой. При этом практически всё население ходит в национальной одежде — кхо.
Источник
Ядерный чемоданчик — это не только портативный пульт активации оборонной системы страны, но и реальный символ государственной власти.
Телефон
Скипетр и держава остались в прошлом. В нынешнем мире, когда сдерживающим фактором является атомное оружие, символом власти и могущества может считаться ядерный чемоданчик.
Что же это такое? Мы часто слышим про него, но знаем о нем мало. И всего не узнаем никогда. Есть понятие государственной тайны. Однако основные принципы его работы все-таки известны. Если совсем упрощать, то ядерный чемоданчик – это телефон. В нем располагается система связи с генеральным штабом и командными пунктами ракетных войск стратегического назначения. Приводится в действие чемоданчик нажатием пресловутой ядерной кнопки. В случае угрозы ракетной атаки, она передает зашифрованный код КП РВСН. Конечно, решение об ответном ударе не может приниматься одним человеком. Ядерных чемоданчиков несколько. Только в том случае, если сигнал поступил со всех устройств, принимается решение о запуске ракет.
Случай спонтанного нажатия кнопки исключен. По словам бывшего начальника главного штаба Виктора Есина, шанс на ошибку в работе ЯЧ равен нулю. Ядерные чемоданчики часто проверяются и ремонтируются. Об этом говорит хотя бы тот факт, что Борис Ельцин получил в свое время из рук Горбачева ядерный чемоданчик за номером 51. Первый президент России долго сокрушался по этому поводу. В итоге чемоданчик ему заменили на другой — с цифрой 1.
Наши и их
Ядерные чемоданчики есть у лидеров всех стран, владеющих ядерным оружием. Впрочем, называться они могут по разному. Ядерный чемоданчик в США — это не чемоданчик, скорее сумка. Первые американские ядерные сумки по форме напоминали бейсбольный мяч, поэтому за ними закрепилось название Nuclear Football. В главном принцип их работы не отличается от российского ЯЧ, но есть и различия. В недрах Nuclear Football скрыт титановый ящик, закрытый на кодовый замок, который открывается пластиковой, так называемой санкционирующей карточкой. Также в американской ядерной сумке лежит 30-страничная инструкция по пользованию устройством. Говорят, когда была совершена атака на небоскребы-близнецы, тогдашний президент США Джордж Буш открывал чемоданчик и читал инструктаж. 
Российский ядерный чемоданчик также можно называть абонентским комплексом «Чегет» автоматизированной системы управления стратегическими ядерными силами «Казбек». Чтобы не привлекать лишнего внимания, он выполнен в форме дипломата. Ядерный чемоданчик, также как и американский «мяч» является переносным пультом, носят его, и в Америке , и в России, специально обученные офицеры, всегда сопровождающие лидеров стран.
В России офицер войск связи — не ниже звания подполковника. Впрочем, по традиции он одет в форму морского флота. В Америке право нести «мяч» может добиться только офицер, получивший самый высокий доступ секретности, называемый «белый янки». Человек с ядерным чемоданчиком всегда вооружен. ЯЧ пристегнут к одной его руке, другой он имеет право достать оружие и стрелять без предупреждения в случае угрозы.
Как уже говорилось, ядерных чемоданчиков несколько. В России они находятся у президента страны, начальник генштаба и министра обороны.
Мир на грани
Первый ядерный чемоданчик появился во времена Холодной войны у президента США Эйзенхауэра. Нынешний вид американский «ядерный мяч» приобрел, однако, уже во время президентства Кеннеди, во время Карибского кризиса, когда вероятность ядерной войны нависла над миром со всей очевидностью. До появления ЯЧ решение об ответном запуске ракет могла приниматься только из Кремля и Белого дома, что было очень неоперативно, если учитывать скорость подлета ракет. В СССР ЯЧ создавался ещё при Брежневе, однако первым пользователем заветной ядерной кнопки стал уже Андропов. Само название «ядерный чемоданчик» придумали советские журналисты. Нужен был адекватный перевод американским определениям Nuclear Football и President’s Emergency Satchel, но называть устройство запуска ракет мячом и ранцем посчитали глупым. Так и появился «ядерный чемоданчик». С того времени ядерный чемоданчик передается от президента президенту во время инаугурации. По своей символической значимости этот момент сопоставим с передачей скипетра, шпаги или другого символа власти.
Интересно, что однажды российский ядерный чемоданчик даже был активирован. Это случилось 25 января 1995 года, когда Норвегией была запущена крупнейшая метеорологическая ракета Black Brant XII. Траектории её полета можно было спутать с американской баллистической ракетой «Трйадент».
К счастью, всё обошлось, ведь в случае начала ядерной войны, даже если не сработают ядерные чемоданчики, в России включится система экстренного ответного удара «Периметр» (американцы назвали её «Мертвая рука») и миру придет конец.
На миниатюре: так выглядит ядерный чемоданчик американского президента.
источник
Политическое всегда было объектом исследования философа, но позиция субъекта по отношению к власти в философских системах мыслителей различных эпох имеет принципиальные различия. Так многообразие концепций власти определило возникающие в ходе истории политические и идеологические противоречия. Сейчас наступает время, когда политика осязаемо затрагивает жизнь любого человека. В связи с этим T&P предлагает краткий экскурс в историю политической мысли.
Платон
Государство
«Хорошие люди потому и не соглашаются управлять — ни за деньги, ни ради почета: они не хотят прозываться ни наемниками, открыто получая вознаграждение за управление, ни ворами, тайно пользуясь его выгодами; в свою очередь и почет их не привлекает — ведь они не честолюбивы. Чтобы они согласились управлять, надо обязать их к этому и применять наказания. Вот, пожалуй, причина, почему считается постыдным добровольно домогаться власти, не дожидаясь необходимости. А самое великое наказание — это быть под властью человека худшего, чем ты, когда сам ты не согласился управлять. Мне кажется, именно из опасения такого наказания порядочные люди и управляют, когда стоят у власти: они приступают тогда к управлению не потому, что идут на что-то хорошее и находят в этом удовлетворение, но по необходимости, не имея возможности поручить это дело кому-нибудь, кто лучше их или им подобен».
Никколо Макиавелли
Государь
«Тот, кто овладевает государством, должен предусмотреть все обиды, чтобы покончить с ними разом, а не возобновлять изо дня в день; тогда люди понемногу успокоятся, и государь сможет, делая им добро, постепенно завоевать их расположение. Кто поступит иначе, из робости или по дурному умыслу, тот никогда уже не вложит меч в ножны и никогда не сможет опереться на своих подданных, не знающих покоя от новых и непрестанных обид. Так что обиды нужно наносить разом: чем меньше их распробуют, тем меньше от них вреда; благодеяния же полезно оказывать мало-помалу, чтобы их распробовали как можно лучше. Самое же главное для государя — вести себя с подданными так, чтобы никакое событие — ни дурное, ни хорошее — не заставляло его изменить своего обращения с ними, так как, случись тяжелое время, зло делать поздно, а добро бесполезно, ибо его сочтут вынужденным и не воздадут за него благодарностью».
Томас Гоббс
Левиафан
«Верховная власть не столь пагубна, как отсутствие ее, и вред возникает тогда, когда большинство с трудом подчиняется меньшинству. Могут, однако, возразить здесь, что состояние подданных, вынужденных безропотно подчиняться прихотям и порочным страстям того или тех, кто имеет в своих руках такую неограниченную власть, является чрезвычайно жалким. И обыкновенно бывает так, что те, кто живет под властью монарха, считают свое жалкое положение результатом монархии, а те, кто живет под властью демократии или другого верховного собрания, приписывают все неудобства этой форме государства, между тем как власть, если только она достаточно совершенна, чтобы быть в состоянии оказывать защиту подданным, одинакова во всех ее формах. Те, кто жалуется на указанные стеснения, не принимают во внимание, что положение человека всегда связано с тем или иным неудобством и что величайшие стеснения, которые может иногда испытывать народ при той или иной форме правления, едва чувствительны по сравнению с теми бедствиями и ужасающими несчастьями, которые являются спутниками гражданской войны, или с тем разнузданным состоянием безвластия, когда люди не подчиняются законам и не признают над собой никакой принудительной власти, удерживающей их от грабежа и мести»
Иммануил Кант
К вечному миру
«Нельзя ожидать, чтобы короли философствовали или философы сделались королями. Да этого не следует и желать, так как обладание властью неизбежно искажает свободное суждение разума. Но короли или самодержавные (самоуправляющиеся по законам равенства) народы должны не допустить, чтобы исчез или умолк класс философов, и дать им возможность выступать публично. Это необходимо и тем и другим для внесения ясности в их деятельность. Здесь нечего опасаться упреков в пропаганде, так как этот класс по своей природе не способен создавать сообщества и клубы».
Адам Смит
Исследование о природе и причинах богатства народов
«Великие нации никогда не беднеют из–за расточительности и неблагоразумия частных лиц, но они нередко беднеют в результате расточительности и неблагоразумия государственной власти. Весь или почти весь государственный доход в большинстве стран расходуется на содержание непроизводительных элементов. К последним следует отнести всех тех, кто составляет многочисленный и блестящий двор, обширную церковную организацию, большие флоты и армии, в мирное время ничего не производящие, а во время войны не приобретающие ничего, что могло бы покрыть расходы на их содержание хотя бы во время военных действий. Эти элементы, поскольку они сами ничего не производят, содержатся за счет продукта труда других людей. И когда число их увеличивается сверх необходимого, они могут потребить за год столь значительную часть этого продукта, что не останется достаточно для содержания производительных работников, чтобы воспроизвести его в следующем году».
Фридрих Ницше
Воля к власти
«Та степень сопротивления, которую надо преодолевать постоянно, чтобы оставаться наверху, и есть мера свободы, как для отдельного человека, так и для обществ; а именно свобода, приложенная как позитивная власть, как воля к власти. Исходя из этого, высшая форма индивидуальной свободы, суверенитет, должна произрастать не далее, чем в пяти шагах от своей противоположности, там, где опасность рабства развесила над всем сущим добрую сотню своих дамокловых мечей. Если так посмотреть на историю: времена, когда «индивидуум» вызревает до такой степени совершенства, то бишь становится свободным, когда достигается классический тип суверенного человека, — о нет! такие времена никогда не бывали гуманными! Тут нет иного выбора. Либо наверх — либо вниз, как червь, презренный, ничтожный, растоптанный. Надо иметь против себя тиранов, чтобы самому стать тираном, то есть свободным. Это отнюдь не малое преимущество — иметь над собой сотню дамокловых мечей: благодаря этому научаешься танцевать, осваиваешь свободу передвижения».
Теодор Адорно
Исследование авторитарной личности
«Чем сильнее концентрация власти в интересах групп и индивидов, которые овладели средствами коммуникации, тем в большей степени их пропаганда становится «правдой», поскольку она выражает действительную власть. В высшей степени показательно название министерства Геббельса «Министерством народного просвещения и пропаганды», — объективная правда, которую он якобы хочет дать народу, идентифицируется с пропагандистскими лозунгами партии».
Ханна Арендт
Vita Activa
«Власть есть то, что зовет к существованию и вообще удерживает в бытии публичную сферу, потенциальное пространство явленности среди действующих и говорящих. Само это слово — греческое δύναμις, латинское potentia с их производными в современных языках, наша «мощь», происходящая от «могу» и «можно», а не от «машина» — явственно указывает на потенциальный характер феномена. Власть есть всегда потенциал мощи, а не что-то непреходящее, измеримое, надежное как крепость или сила. Сила есть то, чем всякий человек от природы в известной мере владеет и что действительно может назвать своим собственным; властью же собственно никто не обладает, она возникает среди людей, когда они действуют вместе, и исчезает, как только они снова рассеиваются».
Мишель Фуко
Надзирать и наказывать
«Пожалуй, следует отбросить также целую традицию, внушающую нам, будто знание может существовать лишь там, где приостановлены отношения власти, и развиваться лишь вне предписаний, требований и интересов власти. Вероятно, следует отказаться от уверенности, что власть порождает безумие и что (следуя той же логике) нельзя стать ученым, не отказавшись от власти. Скорее, надо признать, что власть производит знание (и не просто потому, что поощряет его, ибо оно ей служит, или применяет его, поскольку оно полезно); что власть и знание непосредственно предполагают друг друга; что нет ни отношения власти без соответствующего образования области знания, ни знания, которое не предполагает и вместе с тем не образует отношений власти. Следовательно, отношения «власть-знание» не следует анализировать на основании познающего субъекта, свободного или не свободного по отношению к системе власти; напротив, следует исходить из того, что познающий субъект, познаваемые объекты и модальности познания представляют собой проявления этих фундаментальных импликаций отношения «власть-знание» и их исторических трансформаций».
Пьер Бурдье
Социальное пространство и символическая власть
«Чтобы изменить мир, нужно изменить способы, по которым он формируется, т. е. видение мира и практические операции, посредством которых конструируются и воспроизводятся группы. Символическая власть, чьей образцовой формой служит власть образовывать группы (либо уже сложившейся группы, которые нужно заставить признать, либо группы, которые еще нужно формировать, как марксистский пролетариат), базируется на двух условиях. Во-первых, как всякий вид перформативного (производительного) дискурса, символическая власть должна быть основана на обладании символическим капиталом. Власть внедрять в чужой ум старое или новое видение социального деления зависит от социального авторитета, завоеванного в предшествующей борьбе. Символический капитал — это доверие, это власть, предоставленная тем, кто получил достаточно признания, чтобы быть в состоянии внушать признание. Во-вторых, символическая эффективность зависит от степени, в которой предполагаемый взгляд основан на реальности. Символическая власть есть власть творить вещи при помощи слов. В этом смысле символическая власть есть власть утверждения или проявления, возможность утвердить или проявить то, что уже существует».
История понятия «государство». Отрывок из книги «Основные понятия российской политики» профессора факультета политических наук и социологии ЕУСПб Олега Хархордина.
В книге «Основные понятия российской политики» приведено исследование по истории базовых политических понятий на примере России с точки зрения и англоязычной, и русскоязычной политической мысли.
Сравним историю понятия state с формированием аналогичного понятия в русском языке. Движение от недифференцированного представления о власти в смысле il suo stato к представлению о государстве как отличающемся и от персоны правителя, и от совокупности подданных характерно и для России. Однако имеются и существенные различия, которые могут пролить свет на особенные исторические причины формирования данных понятий в европейских языках. Эти различия помогут нам сформулировать гипотезу, почему стало возможным как в английском, так и в русском языках говорить о «государстве» как о независимом агент действия. Для начала, чтобы обобщить основные известные факты по истории термина «государство», я попытаюсь собрать вместе результаты исследований в различных областях науки.
В отличие от английского, русский язык не заимствовал латинское слово или его западноевропейские эквиваленты для обозначения феномена state. Латинское слово status было инкорпорировано в русский язык только для обозначения социального положения человека, в то время как фонетическая калька немецкого слова Staat стала обозначать административную единицу внутри федерального государства, как, например, в выражении «Соединенные Штаты». Слово «государство» является производным от слова «государь», которое обозначало либо хозяина феодального владения, владельца холопов, либо верховного правителя и которое часто являлось русским эквивалентом латинского слова dominus. Ричард Пайпс даже настаивал на том, что слово «государство» более адекватно может быть переведено на английский не как state, а как domain, наверное, в смысле «господское владение».
Таким образом, история понятия «государство» представляется на первый взгляд однозначной. Древнерусское слово «господарь», или «осподарь», этимологически связанное с однокоренными словами «господь» и «господин», первоначально означало «хозяин, владелец холопов и домашнего хозяйства», а родственное с ним церковнославянское слово «господа» означало «домашнее хозяйство или земельное владение». В этом смысле слово «господарь» присутствует уже на новгородской берестяной грамоте XI века и в Синайском Патерике XI—XII веков. Несколько позднее слово «господарь» стало использоваться и в политическом смысле, поскольку стало официальным титулом князей. Это произошло благодаря влиянию латинского языка на канцелярский язык тех русских князей, чьи княжества вошли в состав Королевства Польского и Литвы. Первое неоспоримо политическое использование термина «господарь» относится к 1349 году, когда славянская версия титулатуры Казимира III, короля польского, называет его «и господарь руское земле», что одновременно передавалось по-латыни как dominusque terre Russiae. В то время Польша присоединила Галицкую Русь, князь которой Андрей называл себя по-латыни dux Ladimiriae et dominus Russiae уже в 1320 году . После того как Галицкое княжество перешло к Литве, слово «господарь» стало частью титула великого князя литовского, и потому этот термин стал известен тем русским князьям, которые поддерживали тесные отношения с Литвой и Польшей. В 1427 году Кирилл Белозерский впервые использовал титул «господарь» по отношению к великому князю московскому, а в 1431-м митрополит Фотий впервые использовал производный от него термин «господарство».
Появившееся позднее слово «государь» вытеснило слово «господарь» по все еще не до конца понятным причинам. По мнению русских историков, фундаментальное различие, однако, заключается не между словами «господарь» и «государь», а между ними и прежним титулом «великий князь». Например, в 1477 году Иван III потребовал, чтобы Новгородская республика признала его в качестве своего «государя». «Великий князь», до этого времени — наследственный титул московских князей, подразумевал первого среди равных, в то время как титул «государя» подразумевал, что с подданными Ивана III можно обращаться как с холопами или другим личным имуществом dominus’a. С расширением и централизацией Московского княжества, последовавшими за падением Новгорода, титул «государя» становится преобладающим, и цари впоследствии могли просто воспринимать свое царство как «государьство», как исключительное собственное владение, где все, включая собственность подданных, принадлежит лично царю.
Более того, некоторые ученые утверждают, что слово «государь» в XVII веке, особенно после коронации первого царя из династии Романовых в 1613 году, действительно стало означать то, о чем говорил сам титул — «государь всея Руси», поскольку после долгих поисков и избрания законного претендента на престол могло сложиться ощущение глубокой личной связи между каждым подданным и царем. Люди, занимавшиеся тем, что мы сегодня могли бы назвать «государственными делами», рассматривались и считали себя фактически управляющими «государевыми делами». Они, таким образом, воплощали в себе частицу его персоны и статуса. Например, русские послы за границей стали считать, что если с ними не обращаются со всей подобающей их достоинству торжественностью, то это напрямую затрагивает личную стать и положение их государя.
В результате всех этих трансформаций слово «государство» стало обозначать, во-первых, свойство или качество бытия государем, т.е. его достоинство и господство, присущее состоянию государь-ства, и, во-вторых, территорию его правления. Первоначально это слово главным образом обозначало качество бытия dominus’ом — как мы сказали бы сейчас, господином над холопами — или процесс того, что на средневековой латыни могло бы звучать как dominatio, на итальянском языке Макиавелли — dominio, а на современном русском — «господство» или «власть». Иван III не говорил о территориях, когда в 1477 году в знаменитых переговорах с новгородской делегацией он настаивал на том, чтобы новгородцы приняли его господство и не пытались ни ограничивать, ни регулировать его: «хотим государьства на своей отчине Великом Новегороде такова, како нашо государьство в Низовскои земли на Москве; и вы нынечя сами указываете мне, и чинити урок нашему государьству быти: ино то которое мое государьство?» Здесь видно, что понятие «государство» в XV веке было близко итальянскому lo stato тем, что оба они апеллировали к dominio. Но в то время как lo stato в первом предложении «Il Principe» Макиавелли уточняется как dominio, которое имеет imperio над людьми, русский язык не знал этого различия между чистым dominio (господством хозяина) и imperio (управлением свободными людьми, т.е. не-рабами). «Государьство» понималось как полное и беспрекословное господство, которое осуществлялось в вотчине над холопами и членами семьи. Поэтому, возможно, термин «государьство», хотя и означал достоинство и состояние государя, не имел таких выраженных коннотаций королевской стати — «повелевающей силы наглядного поведения», — как те, которые подразумевались в терминах status regis и lo stato, связанных с более публичными формами господства.
Золтан попытался также подробно проследить формирование второго раннего значения слова «государство»: «территория, которой правит государь». Хотя это значение, как принято считать, появляется уже в послании Фотия в 1431 году, широкое использование термина в этом смысле пришло позже и было заимствовано у тех, кого в будущем будут обозначать как белорусских и малороссийских книжников, которые переводили польское слово panstwo словом «государство». Под их влиянием и московские книжники перенесли территориальные коннотации польского слова в русское «государство». Поскольку польское слово несло одновременно коннотации и dominatio, господства, и dominium, территориального владения, это помогло расширить значение русского слова . В 1536 году это слово уже использовалось во множественном числе со значением ряда территорий, а в 1543-м Иван IV уже без труда перечислил все «государствы», которые были частью его титула. Реликты первичного понимания государства как личного господства и достоинства князя, а не территории обнаруживаются еще в 1570 году, когда Иван IV написал английской королеве Елизавете о своем разочаровании в характере ее правления, которое он считал неприемлемым для самодержца. Послание гласило: «И мы чаяли того, что ты на своем государстве государыня и сама владеешь и своей государьской чести смотришь и своему государьству прибытку». Пайпс приводит перевод, сделанный английской канцелярией, и замечает, что английские переводчики были сбиты с толку русским текстом и передавали слово «государство» как domain, land, или realm, хотя эти территориальные термины иногда не соответствовали русскому слову, которое часто подразумевало лишь личное господство.
Подводя итоги тому, как формировалось русское слово «государство» в ранний период, мы видим параллельное развитие обоих основных значений, обнаруживающихся и в термине lo stato в Европе начала Нового времени. Lo stato и «государство» обозначают состояние личного господства и достоинство правителя, т.е. il suo stato, «его государьство», хотя итальянский principe повелевает свободными людьми, а русский господарь-государь правит своими подданными как холопами. Оба слова также обозначают территории, контролируемые этими суверенами. Однако самое принципиальное нововведение, согласно Скиннеру, случилось в начале XVI века в Италии и в начале XVII века в Англии, когда lo stato и state стали обозначать аппарат управления, независимый как от правителя, так и от управляемых. Это происходит также и в России, но только в XVIII веке. Интересно, что расширение значения слова «государство» происходит в России иначе, чем в Западной Европе, поскольку здесь отсутствовали сходные устоявшиеся традиции республиканской или абсолютистской политической мысли. Поэтому сопоставление двух примеров концептуального развития поможет нам понять, какие интересы способствовали утверждению идеи государства как независимого субъекта действия.
