философия
В американском аэропорту Кеннеди журналист проводил опрос на тему:
«Что по вашему мнению является самым отвратительным на свете?»
Люди отвечали разное: война, бедность, предательство, болезни..
В это время в зале находился дзэнский монах Сунг Сан. Журналист, увидев буддийское одеяние, задал вопрос монаху. А монах задал встречный вопрос:
— Кто вы?
— Я, Джон Смит.
— Нет, это имя, но кто Вы?
— Я телерепортёр такой-то компании..
— Нет. Это профессия, но кто Вы?
— Я человек, в конце концов!..
— Нет, это Ваш биологический вид, но кто вы?..
Репортёр наконец понял, что имел в виду монах и застыл с открытым ртом, так как ничего не мог сказать.
Монах заметил:
— Вот это и есть самое отвратительное на свете — не знать, кто ты есть.
Источник
Во времена моей молодости, которая прошла в Нью-Йорке, я отказался произносить клятву верности флагу.
Естественно, меня направили в кабинет директора, который спросил: «Почему ты не хочешь принести клятву верности? Ведь все это делают!» Я ответил: «Когда-то все верили, что Земля плоская, но это не значит, что так оно и есть». Я объяснил, что своими достижениями Америка обязана другим культурам и народам, и я бы предпочел принести клятву верности Земле и всем её обитателям. Излишне говорить, что вскоре после этого я бросил школу и оборудовал у себя в комнате лабораторию, где приступил к изучению естествознания и других наук. И тогда я понял, что Вселенная подчиняется законам, и что человек, как и само общество, не являются исключением.
Затем, в 1929 году произошел биржевой крах, который стал началом того, что сейчас называют Великой депрессией. Я не мог понять, почему миллионы людей остались без работы, потеряли жильё и были вынуждены голодать, тогда как заводы простаивали, и ресурсы были по-прежнему доступны. Именно тогда я осознал, что правила экономической игры в своей основе ошибочны.
Вскоре после этого началась Вторая мировая война, в ходе которой многие страны последовательно уничтожали друг друга. По окончании войны я подсчитал, что все израсходованные на разрушения средства и ресурсы могли бы легко обеспечить всем необходимым каждого человека на планете. С тех пор я наблюдаю, как человечество роет себе могилу. Как постоянно растрачиваются и уничтожаются бесценные исчерпаемые ресурсы во имя прибыли и свободного рынка. Я наблюдаю, как социальные ценности сводятся к искусственному материализму и бездумному потреблению. И как финансовые силы контролируют политическую систему якобы свободного общества. Сейчас мне 94 года. Боюсь, что моё отношение к этому осталось таким же, как и 75 лет назад. Пора прекратить это безумие.
Жак Фреско. Футуролог
Источник
1. Просто продолжайте идти
«Неважно, как медленно Вы идете, до тех пор, пока Вы не остановитесь».
Если вы будете продолжать идти по правильному пути, то в конечном итоге вы достигнете своего желаемого пункта назначения. Трудная работа должна выполняться последовательно. Человек, добивающийся успеха – это тот, кто остается преданным идее и, несмотря на обстоятельства, движется к своей цели.
2. Ваши друзья имеют значение
«Никогда не заводите дружбу с человеком, который не лучше Вас самих». Ваши друзья представляют собой пророчество вашего будущего. Вы направляетесь туда, где они уже находятся. Это хороший повод для того, чтобы искать друзей, которые двигаются в том же направлении, которое выбрали вы. Поэтому окружайте себя людьми с огнем в сердце!
3. За хорошее нужно платить
«Легко ненавидеть и трудно любить. На этом основаны многие вещи в нашей жизни». Намного легче получить что-то плохое. Легче ненавидеть, легче проявлять негатив. Любовь, прощение и великодушие требуют большого сердца, большого ума и больших усилий.
4. Сначала подготовьте свои инструменты
«Жизненные ожидания зависят от усердия и старательности». Конфуций говорил: «Успех зависит от предварительной подготовки, и без такой подготовки обязательно случится неудача». Чем бы вы ни занимались в жизни, если вы хотите добиться успеха, то сначала Вы должны подготовиться. Даже самая большая неудача может ускорить путь к успеху.
5. Нет ничего плохого в том, что вы ошиблись
Нет ничего плохого в том, что вы ошиблись, если вы не будете продолжать помнить об этом. Не переживайте по пустякам. Совершение ошибки – это не великое преступление. Не позволяйте ошибкам портить ваш день. Не позволяйте негативу занимать ваши мысли. Нет ничего плохого в совершении ошибки! Празднуйте свои ошибки!
6. Вносите коррективы
«Если очевидно, что цели не могут быть достигнуты, не корректируйте цели, корректируйте действия». Если ваши цели не кажутся выполнимыми в этом году, то сейчас – самое хорошее время, чтобы согласовать свой план по их достижению. Не воспринимайте неудачу, как вариант, настройте свои паруса успеха и плавно двигайтесь к своей цели.
7. Вы можете учиться у каждого
«Если я иду с двумя другими людьми, то каждый из них будет выступать в роли моего учителя. Я буду подражать хорошим чертам одного из них, и исправлять в себе минусы другого». Вы можете и должны извлекать уроки от каждого, будь то жулик или святой. Каждая жизнь – это история, наполненная уроками, созревшими для сбора.
Источник
То, что Вы можете воспринимать спокойно, больше не управляет Вами.
Конфуций
Источник
Вместе с наградами международных кинофестивалей и хвалебными отзывами экспертов на фильм «Левиафан» и его режиссера Андрея Звягинцева обрушился шквал критики от различных деятелей российской культуры и политики.
Чтобы лучше понять, что же хотел сказать известный режиссер в своей работе, мы решили разобраться, какую роль в истории, философии и теологии играло морское чудовище Левиафан, образ которого заложен в основу фильма.
Изображение Левиафана из Византийской книги, XI век.
В Ветхом Завете, а точнее в Книге Иова, – одной из самых древних частей Библии – упоминается морской змей Левиафан. Сам Бог рассказывает о нём Иову, как об огромном чудище, внушающем ужас и одновременно прекрасном в своей необузданной мощи: «Не упадёшь ли от одного взгляда его? …Не умолчу о членах его, о силе и красивой соразмерности их… Кто подойдёт к двойным челюстям его? …круг зубов его — ужас; крепкие щиты его — великолепие; они скреплены как бы твёрдою печатью; один к другому прикасается близко, так что и воздух не проходит между ними; один с другим лежат плотно, сцепились и не раздвигаются».
Левиафан изображен в виде большой рыбы с чешуей и плавниками, его рот полон острых, угрожающих зубов. Его тело образует петлю, а хвост почти касается головы. Франция, XIII вв.
Обстоятельства, при которых Левиафан появляется в Книге Иова
Праведник Иов слыл справедливым, непорочным и богобоязненным, а богат он был настолько, что был самым знаменитым из «всех сынов Востока». У него была большая счастливая семья: три дочери и семь сыновей. Сатана заявил, что праведность Иова лишь в его земном благоденствии, а если Иов его потеряет, то и вся его благочестивость исчезнет. Люцифер лишил Иова богатства, сделал так, что умерли все его дети, а когда праведника и это не сломило, Сатана поразил его тело проказой.
Господь ловит Левиафана с помощью человеческой ипостаси Иисуса. Гравюра, XII век.
Все окружающие и жена Иова стали говорить, что все его беды из-за Божьего гнева. Иов и сам мучился вопросом, за какие такие грехи получил он все эти испытания, но от веры не отрекался.
Врата ада в виде пасти Левиафана. Гравюра на дереве, книга «Процесс Велиала» (1473) Якоба де Терамо.
Бог тогда донёс до Иова, что «пути Господни неисповедимы», а как доказательство непостижимости человеком божественной сути показал созданного им ужасного дракона Левиафана.
Как выглядит Левиафан
Самое, пожалуй, развёрнутое описание Левиафана можно найти всё в той же Книге Иова: «круг зубов его — ужас…; от его чихания показывается свет; глаза у него — как ресницы зари…, дыхание его раскаляет угли, из пасти его выходит пламя; он кипятит пучину, как котёл, и море претворяет в кипящую мазь; … он царь над всеми сынами гордости». Говорится, что у чудища на голове рога длиной в 300 миль, а испускаемые змеем пар может вскипятить океан.
Левиафан. Гравюра 18 века.
В дальнейшем описании Левиафан сравнивается с огнедышащим драконом, глаза которого – ресницы зари, от чихания показывается свет, из ноздрей полыхает дым, а из пасти выскакивают огни пламени. Левиафан неустрашим, неуязвим и гордится своей силой. «Нет на земле подобного ему; он сотворён бесстрашным; на все высокое смотрит смело; он царь над всеми сынами гордости», — говорится в Святом писании.
Если местонахождение величайших библейских реликвий известно, то Левиафан — существо мифическое, которое в библейских апокрифах упоминается в связи с апокалиптическими мотивами. Якобы мясо животного, поражённого Богом, будет служить пищей на пиру праведников в день, когда придёт мессия.
Левиафан в философии
В 1651 году вышла ставшая впоследствии всемирно известной книга «Левиафан» Томаса Гоббса – философа, отвергавшего теологическую схоластику. В этой книге он обосновал теорию государства и общества. Но мнению Гоббса, человек изначально обладает злой природой, поэтому постоянно идёт «война всех против всех», в которой не может быть победителя.
Изображения Левиафана, созданные для карты Америки гравером Иеронимом Коком (1510-1570) из Антверпена. / Левиафан на гравюре 1710 года. Библиотека Сент-Джеймс, Великобритания.
Левиафан Гоббса – всесильное, многоликое и непоколебимое чудовище — это государство. Философ утверждает, что государство-Левиафан, пожирающее и сметающее всё на своём пути – это сила, противостоять которой невозможно, но которая просто необходима, чтобы поддерживать жизнеспособности общества.
Убийство Левиафана. Гравюра Гюстава Доре, 1865 год.
Левиафан – это не просто монстр, это своего рода урок для человечества. «Левиафан» режиссера Звягинцева поражает своей мощью, шокирует трагической правдой и удивляет сатирической энергией. Фильм сложный и спорный. Критики назвали его «живым», а всё живое, как известно, создание несовершенное. Поэтому довести этот сюжет до конца под силу только жизни или смерти общества, стоящего на грани.
Источник
1. Феминизм
Мужчины и женщины равны. Но посуду должен мыть мужчина.
2. Теократия
Если я не буду мыть посуду в парандже, то буду забит камнями, и после смерти попаду в ад.
3. Демократия
На семейном совете мы проголосовали за необходимость мытья посуды.
4. Суверенная демократия
Глава семьи никогда не будет мыть посуду, потому что за этот вариант проголосовало 146% семьи.
5. Анархизм
Каждый сам моет свою посуду. Тот, кто попытается заставить меня вымыть его посуду, познакомится с товарищем Молотовым.
6. Трансгуманизм
Я использую посудомоечную машину.
7. Коммунизм
Глава семьи говорит, что я мою столько посуды, сколько могу, и использую столько чистой посуды, сколько хочу. Но если я не буду мыть за него посуду, то буду расстрелян.
8. Технократия
Как и когда должна быть вымыта посуда, определяется лучшим специалистом по мытью посуды.
9. Либерализм
Это мой стакан. Я вымою его тогда, когда захочу. Никто не смеет мне указывать, что мне с ним делать. Мне плевать, что ты делаешь со своей посудой, но ты имеешь право говорить об этом.
10. Примитивизм
Мытье посуды — главная проблема человечества. Нужно есть только руками, с грязной земли.
11. Фашизм
Чистая посуда имеет большую ценность, чем моя жизнь. У наших соседей только грязные тарелки, поэтому соседей надо убить. Если я не буду мыть посуду за главу семьи, то буду уничтожен.
12. Капитализм
Младший брат вымыл мою посуду за то, что я помог ему с домашним заданием.
13. Пацифизм
От битья посуды один лишь вред.
14. Антисемитизм
Всю мою посуду испачкали евреи!
15. Антиглобализм
Мировое правительство хочет уничтожить уникальные традиции моей семьи, навязывая нам использование чистых тарелок.
16. Монархизм
Глава семьи не должен мыть посуду, так как его отец и дед никогда не мыли посуду.
источник
1. Всегда горячо приветствуй всех тех, кто входит в твой дом.
2. Одинаково важно знать две вещи: как быть одному, и как быть с другими.
3. Для того, чтобы во что-то верить, вовсе не обязательно знать, правда ли это.
4. Молоко, розы, булочки и ягоды — лучший способ отметить возвращение кого бы то ни было домой.
5. Даже самые странные люди могут когда-нибудь пригодиться.
6. Люди, которые держат дом в тепле, а животы сытыми, должны почитаться как герои.
7. Муми-тролль должен знать, как правильно делать комплименты фрекен Снорк.
8. Иногда кто-то нуждается в тишине и уединении, и в этом нет ничего плохого.
9. Относитесь к загадочным посылкам с большой тщательностью — вы никогда не знаете, что может быть внутри!
10. Наказание — это не единственный способ заставить кого-то хорошо себя вести.
11. Лодки — это лучший способ добраться куда-либо, особенно если вы Малыш Кнютт и хотите произвести впечатление.
12. Иногда хорошо поплакать — это то, что вам нужно для роста.
13. Бывает, что всё, что тебе нужно, это поговорить с друзьями!
14. Нужно находить баланс между свободой и долгом.
15. Путешествуют ночью.
16. Открытия составляют четверть лучших вещей в мире.
17. На самом деле обо всем можно сочинить песню.
18. Подстраиваться под кого-то совсем не обязательно.
19. Каждый нуждается в том, чтобы ему время от времени рассказывали хорошую историю.
20. Чувства сложны и не всегда имеют смысл.
21. Проснуться в то время, когда все остальные члены семьи по-прежнему в спячке, не так весело, как кажется.
22. Иногда никто не может справиться со своими чувствами.
23. От семьи трудно что-либо укрыть.
24. Самые лучшие шляпы — цилиндры.
25. Ночью может быть либо страшно, либо волшебно, в зависимости от компании.
26. Вода важна не только для питья.
27. Жизненные взлёты и падения — неотъемлемая часть жизни Муми-тролля.
28. Иногда всё, что нужно сделать, чтобы успокоить кого-то, это напомнить ему, что вы рядом.
29. Зимы всегда довольно тяжёлые.
30. Тем не менее снег — это волшебство.
31. Люди с деньгами иногда пытаются указывать вам, что делать… но у них нет цветов.
32. Даже если Малышка Мю смогла это сделать, то и ты сможешь.
33. Иногда ужасно тяжело быть самим собой.
34. Мы все несем ответственность за тех, кто меньше нас.
35. Тот, кто любит блины, не опасен.
36. Всегда живи настоящим.
37. Иногда тайна намного удобней, чем знание ответов на вопросы.
38. Те, кто вас любят, никогда не обратят внимание на вашу неуклюжесть.
39. Нужно остерегаться последствий своей неумеренности.
40. Муми-мама может исправить всё, что угодно.
41. Вам нужны друзья, а не вещи, чтобы иметь дом.
42. Каждый нуждается в тепле и свете, даже Морра.
43. Пока вы находитесь на природе, вам никогда не будет скучно.
44. Быть коллекционером гораздо веселее, чем быть владельцем.
45. Мы живём один раз.
46. Каждый, вне зависимости от того, мал он или нет, имеет право сердиться иногда.
47. Даже самые грустные вещи перестают быть самыми грустными, если относиться к ним правильно.
48. Жизнь прекрасна.
49. Ваши планы не обязательно должны быть необычайными, чтобы сделать вас необычайно счастливыми.
50. В большинстве случаев конец — это начало!
Источник
6 фактов о собраниях текстов, отцах-основателях и ошибочном представлении о понятии
Обычно, когда говорят о немецкой классической философии, не отдают себе отчета в том, что это вовсе не нейтральный описательный термин, а термин, который несет довольно сильную идейную нагрузку. Он появился в связи с выходом в свет небольшой брошюры Фридриха Энгельса «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии». Именно там была определена основная смысловая матрица, связанная с этим термином.
1. Миф об отцах-основателях немецкой классической философии
Понятие немецкой классической философии прежде всего предполагает выделение нескольких ключевых фигур в европейской философии первой половины XIX века, которые аккумулируют в себе основное содержание философского процесса этого исторического периода. Это Иммануил Кант, Иоганн Готлиб Фихте, Фридрих Вильгельм Йозеф фон Шеллинг и Георг Вильгельм Фридрих Гегель. Именно эти четыре фигуры образуют смысловое ядро того, что обычно называется немецкой классической философией. Энгельс прибавляет к ним еще Людвига Фейербаха, который обозначает границу этой традиции и делает возможным переход к критической материалистической философии, являющейся, по мысли Энгельса, кульминацией всего развития европейской философии первой половины XIX века.
Именно такое представление о классической немецкой философии на рубеже XIX–XX веков перекочевало почти во все учебники истории философии. Оно активно использовалось в неокантианских описаниях истории философии Нового времени, а оттуда перешло как образцовое в учебные курсы, которые до сих пор читаются во многих странах. Впрочем, этот термин не везде использовался одинаково успешно. Например, в немецкоязычной, в англоязычной традициях многие десятилетия было не принято говорить о классической немецкой философии, а предпочитали говорить о немецком идеализме. Однако на содержательное наполнение термина эта замена не оказала существенного влияния, оно оставалось примерно таким же.
2. Что не входит в понятие «немецкая классическая философия»
Почему этот термин не вполне отражает те исторические реалии, на описание которых претендует? Во-первых, он предполагает, что классическими, то есть в некотором смысле нормативными, фигурами для философии первой половины XIX века являются именно четыре названных мыслителя. Это означает, что в понятие классической немецкой философии не входят очень многие важные феномены, которые определяют интеллектуальный климат первой четверти XIX века в Германии и других европейских странах. Туда не попадает ни романтическое движение (например, обширное и разнообразное философское творчество членов Йенского кружка или философские опыты Фридриха Гёльдерлина), ни традиция герменевтической мысли от Иоганна Георга Гамана до Фридриха Аста и Фридриха Шлейемахера, ни философские искания таких персонажей, как, например, Готтхильф Генрих Шуберт, Фридрих Генрих Якоби или Йозеф Гёррес. И даже философское творчество веймарских классиков — Гёте и Шиллера — оказывается за пределами сферы, охватываемой этим термином.
3. Представление о развитии немецкой классической философии
Во-вторых, в представление о немецкой классической философии входит также представление о прямой преемственности между четырьмя вышеназванными философами. Причем почти ветхозаветной преемственности по принципу: Кант «родил» Фихте, Фихте — Шеллинга, Шеллинг — Гегеля. Таким образом, развитие этой философии рассматривается как некоторый телеологически организованный процесс. Гегелевская философия является его кульминацией и одновременно началом конца, как это описывал Энгельс. При этом предполагается, что есть некоторая общая проблема, разные фазы, этапы развития и решения которой представляют собой эти четыре мыслителя.
Если же посмотреть на историческую фактичность, то довольно быстро обнаруживается, что на самом деле в реальности философского процесса все гораздо сложнее, чем на той картинке, которая предполагается этим расхожим термином. Разумеется, весь интеллектуальный ландшафт первой половины XIX века так или иначе связан с критическим переосмыслением проблематики кантовской философии. Однако это размежевание с Кантом отнюдь не ограничивается фихтевским, шеллинговским и гегелевским решениями некоторых общих ключевых вопросов. Реакциями на Канта точно так же является и проект энциклопедистики Новалиса, и размышления о соотношении веры и знания в творчестве Фридриха Генриха Якоби и Йозефа Гёрреса, и поиски философской герменевтики Астом и Шлейермахером. Поэтому довольно быстро обнаруживается, что разделение на ключевые фигуры, которые аккумулируют в себе главное содержание философского процесса, и фон идеологично. Оно предполагает совершенно определенный нормативный взгляд на философию, а именно убеждение, что главную ценность в философии представляют попытки создать всеобъемлющую, законченную, выстроенную по некоторым единым правилам философскую систему. Поэтому те философские проекты, которые или не претендуют на систематичность, или предлагают какие-то принципиально другие модели самого понимания того, что такое систематическая философия и в чем может заключаться ее систематичность, оказываются, благодаря применению этого термина, вытесненными на периферию.
Историческое представление о прямой преемственности между отцами-основателями тоже не выдерживает никакой критики. Если посмотреть на их биографии и на творческие пути, которые они прошли, то довольно быстро увидим, что не выстраивается даже прямая хронологическая последовательность выхода в свет их сочинений. Так, если руководствоваться представлениями, которые зафиксированы в учебниках, то некоторые, например, гегелевские произведения никак не могли быть созданы раньше определенных шеллинговских или фихтевских сочинений, тогда как в реальной хронологии их последовательность оказывается не соответствующей этим ожиданиям.
4. Критика сложившегося представления о немецкой классической философии
Поэтому, говоря о классической немецкой философии, мы должны отдавать себе отчет в том, что на самом деле это наименование по своему содержанию охватывает более широкий комплекс феноменов и более сложное устройство интеллектуального ландшафта, чем то, которое в нем предполагается. Этот устоявшийся образ, который строится на приоритете систематической философии, на выдвижении на первый план Канта, Фихте, Шеллинга и Гегеля и на модели квазиветхозаветной преемственности, был подвергнут довольно радикальной критике и потребовал серьезной ревизии в свете тех исторических и прежде всего архивных данных, которые стали достоянием ученых в период с 20-х годов XX века по сегодняшний день.
Революционное значение имели открытия, сделанные после Второй мировой войны, в 40-е, 50-е и 60-е годы XX столетия. Дело в том, что сейчас, благодаря работе издателей, ученые имеют в своем распоряжении более обширный массив текстов, который позволяет нам реконструировать более адекватные образы даже тех философов, которые, как нормативные фигуры, рассматриваются в качестве главных представителей немецкой классической философии.
5. Как создавались собрания сочинений философов
Образы фихтевской, кантовской, шеллинговской и гегелевской философии в XIX — начале XX века складывались благодаря изданию канонических собраний их сочинений. В большинстве случаев издание таких сочинений, то есть авторизованных или частично авторизованных корпусов творческого наследия, осуществлялось в процессе довольно серьезного отбора и было результатом личной, частной, корпоративной и прочей цензуры. Отчасти это было связано с тем, что многие из этих собраний делались потомками философов. Например, первые собрания сочинений Фихте и Шеллинга были сделаны их сыновьями. Иногда они делались учениками и последователями, как, например, в случае Гегеля. Конечно, и в том и в другом случае издавалось определенное количество отобранных текстов — только тех, которые считались наиболее важными.
В начале XX века началась интенсивная работа по освоению рукописного наследия этих авторов. И тогда довольно быстро обнаружилось, что то, что рассматривалось публикой как окончательные продукты, как некоторые завершенные версии архитектонически законченных систем, на самом деле представляет собой work in progress, то есть некоторую продолжающую модифицироваться и перерабатываться структуру.
Применительно к Канту это стало ясно благодаря публикации так называемого Opus postumum — обширного корпуса рукописных заметок, в которых Кант уже после издания своих основных сочинений продолжает критически переосмысливать проблематику этих сочинений и реакции различных критиков и оппонентов на приведенные им доводы.
Применительно к Фихте и Шеллингу огромную роль сыграла публикация обширного корпуса так называемых текстов «второй руки». Речь идет о текстах, которые представляют собой не рукописи философов, а слушательские записи их лекционных курсов. И Фихте, и Шеллинг, и Гегель активно работали как университетские профессора, и каждый из них рассматривал возможность читать лекции как своего рода философскую площадку, как пространство для экспериментов, как лабораторию. Каждый экспериментировал с тем понятийным материалом, который разрабатывал на протяжении всей жизни.
6. Философские учения как недостроенные здания
В свете этих новых материалов можно сказать, что и фихтевское, и шеллинговское, и гегелевское философские учения в том виде, в каком они до нас дошли, больше похожи на недостроенные здания, со всех сторон окруженные разнообразными строительными блоками. О некоторых из этих блоков можно довольно точно сказать, в каком месте они должны были быть поставлены. Относительно нескольких блоков есть две или три разных версии, а о предназначении некоторых отдельных частей мы можем только гадать.
Представление об отцах-основателях немецкой классической философии, или немецкого идеализма, подверглось радикальной ревизии также и благодаря интенсивному исследованию интеллектуального ландшафта эпохи и изучению личных и идейных связей между различными мыслителями, сетевых структур. Большое значение имело и изучение тех институциональных условий, в которых эти философские модели разрабатывались, в частности исследования по истории университетов и академической преподавательской практики. Благодаря им стало ясно, что эти философы немыслимы без интеллектуального окружения, которое не служит почвой, или гумусом, для произрастания философских шедевров, а представляет собой продуктивную среду, во многом структурированную многочисленными противостояниями и солидарностями.
Поэтому разные философские опции, которые осуществляются Фихте, Шеллингом и Гегелем, не просто следуют друг за другом во времени, логически продолжая одна другую, а представляют собой реплики в очень интенсивном диалоге. Помимо названных мыслителей, в этом диалоге участвуют еще и многие другие. Поэтому, говоря о немецкой классической философии, не следует видеть в этом наименовании обозначение чего-то отлитого в законченные формы, приобретшего статус чего-то незыблемо нормативного. Скорее следует говорить об этой эпохе в истории философии как об эпохе интенсивных поисков, а о наследии, которое нам досталось от этих философов, — как о разнообразном наборе интеллектуальных инструментов, применение которых может быть очень разным.
Политическое всегда было объектом исследования философа, но позиция субъекта по отношению к власти в философских системах мыслителей различных эпох имеет принципиальные различия. Так многообразие концепций власти определило возникающие в ходе истории политические и идеологические противоречия. Сейчас наступает время, когда политика осязаемо затрагивает жизнь любого человека. В связи с этим T&P предлагает краткий экскурс в историю политической мысли.
Платон
Государство
«Хорошие люди потому и не соглашаются управлять — ни за деньги, ни ради почета: они не хотят прозываться ни наемниками, открыто получая вознаграждение за управление, ни ворами, тайно пользуясь его выгодами; в свою очередь и почет их не привлекает — ведь они не честолюбивы. Чтобы они согласились управлять, надо обязать их к этому и применять наказания. Вот, пожалуй, причина, почему считается постыдным добровольно домогаться власти, не дожидаясь необходимости. А самое великое наказание — это быть под властью человека худшего, чем ты, когда сам ты не согласился управлять. Мне кажется, именно из опасения такого наказания порядочные люди и управляют, когда стоят у власти: они приступают тогда к управлению не потому, что идут на что-то хорошее и находят в этом удовлетворение, но по необходимости, не имея возможности поручить это дело кому-нибудь, кто лучше их или им подобен».
Никколо Макиавелли
Государь
«Тот, кто овладевает государством, должен предусмотреть все обиды, чтобы покончить с ними разом, а не возобновлять изо дня в день; тогда люди понемногу успокоятся, и государь сможет, делая им добро, постепенно завоевать их расположение. Кто поступит иначе, из робости или по дурному умыслу, тот никогда уже не вложит меч в ножны и никогда не сможет опереться на своих подданных, не знающих покоя от новых и непрестанных обид. Так что обиды нужно наносить разом: чем меньше их распробуют, тем меньше от них вреда; благодеяния же полезно оказывать мало-помалу, чтобы их распробовали как можно лучше. Самое же главное для государя — вести себя с подданными так, чтобы никакое событие — ни дурное, ни хорошее — не заставляло его изменить своего обращения с ними, так как, случись тяжелое время, зло делать поздно, а добро бесполезно, ибо его сочтут вынужденным и не воздадут за него благодарностью».
Томас Гоббс
Левиафан
«Верховная власть не столь пагубна, как отсутствие ее, и вред возникает тогда, когда большинство с трудом подчиняется меньшинству. Могут, однако, возразить здесь, что состояние подданных, вынужденных безропотно подчиняться прихотям и порочным страстям того или тех, кто имеет в своих руках такую неограниченную власть, является чрезвычайно жалким. И обыкновенно бывает так, что те, кто живет под властью монарха, считают свое жалкое положение результатом монархии, а те, кто живет под властью демократии или другого верховного собрания, приписывают все неудобства этой форме государства, между тем как власть, если только она достаточно совершенна, чтобы быть в состоянии оказывать защиту подданным, одинакова во всех ее формах. Те, кто жалуется на указанные стеснения, не принимают во внимание, что положение человека всегда связано с тем или иным неудобством и что величайшие стеснения, которые может иногда испытывать народ при той или иной форме правления, едва чувствительны по сравнению с теми бедствиями и ужасающими несчастьями, которые являются спутниками гражданской войны, или с тем разнузданным состоянием безвластия, когда люди не подчиняются законам и не признают над собой никакой принудительной власти, удерживающей их от грабежа и мести»
Иммануил Кант
К вечному миру
«Нельзя ожидать, чтобы короли философствовали или философы сделались королями. Да этого не следует и желать, так как обладание властью неизбежно искажает свободное суждение разума. Но короли или самодержавные (самоуправляющиеся по законам равенства) народы должны не допустить, чтобы исчез или умолк класс философов, и дать им возможность выступать публично. Это необходимо и тем и другим для внесения ясности в их деятельность. Здесь нечего опасаться упреков в пропаганде, так как этот класс по своей природе не способен создавать сообщества и клубы».
Адам Смит
Исследование о природе и причинах богатства народов
«Великие нации никогда не беднеют из–за расточительности и неблагоразумия частных лиц, но они нередко беднеют в результате расточительности и неблагоразумия государственной власти. Весь или почти весь государственный доход в большинстве стран расходуется на содержание непроизводительных элементов. К последним следует отнести всех тех, кто составляет многочисленный и блестящий двор, обширную церковную организацию, большие флоты и армии, в мирное время ничего не производящие, а во время войны не приобретающие ничего, что могло бы покрыть расходы на их содержание хотя бы во время военных действий. Эти элементы, поскольку они сами ничего не производят, содержатся за счет продукта труда других людей. И когда число их увеличивается сверх необходимого, они могут потребить за год столь значительную часть этого продукта, что не останется достаточно для содержания производительных работников, чтобы воспроизвести его в следующем году».
Фридрих Ницше
Воля к власти
«Та степень сопротивления, которую надо преодолевать постоянно, чтобы оставаться наверху, и есть мера свободы, как для отдельного человека, так и для обществ; а именно свобода, приложенная как позитивная власть, как воля к власти. Исходя из этого, высшая форма индивидуальной свободы, суверенитет, должна произрастать не далее, чем в пяти шагах от своей противоположности, там, где опасность рабства развесила над всем сущим добрую сотню своих дамокловых мечей. Если так посмотреть на историю: времена, когда «индивидуум» вызревает до такой степени совершенства, то бишь становится свободным, когда достигается классический тип суверенного человека, — о нет! такие времена никогда не бывали гуманными! Тут нет иного выбора. Либо наверх — либо вниз, как червь, презренный, ничтожный, растоптанный. Надо иметь против себя тиранов, чтобы самому стать тираном, то есть свободным. Это отнюдь не малое преимущество — иметь над собой сотню дамокловых мечей: благодаря этому научаешься танцевать, осваиваешь свободу передвижения».
Теодор Адорно
Исследование авторитарной личности
«Чем сильнее концентрация власти в интересах групп и индивидов, которые овладели средствами коммуникации, тем в большей степени их пропаганда становится «правдой», поскольку она выражает действительную власть. В высшей степени показательно название министерства Геббельса «Министерством народного просвещения и пропаганды», — объективная правда, которую он якобы хочет дать народу, идентифицируется с пропагандистскими лозунгами партии».
Ханна Арендт
Vita Activa
«Власть есть то, что зовет к существованию и вообще удерживает в бытии публичную сферу, потенциальное пространство явленности среди действующих и говорящих. Само это слово — греческое δύναμις, латинское potentia с их производными в современных языках, наша «мощь», происходящая от «могу» и «можно», а не от «машина» — явственно указывает на потенциальный характер феномена. Власть есть всегда потенциал мощи, а не что-то непреходящее, измеримое, надежное как крепость или сила. Сила есть то, чем всякий человек от природы в известной мере владеет и что действительно может назвать своим собственным; властью же собственно никто не обладает, она возникает среди людей, когда они действуют вместе, и исчезает, как только они снова рассеиваются».
Мишель Фуко
Надзирать и наказывать
«Пожалуй, следует отбросить также целую традицию, внушающую нам, будто знание может существовать лишь там, где приостановлены отношения власти, и развиваться лишь вне предписаний, требований и интересов власти. Вероятно, следует отказаться от уверенности, что власть порождает безумие и что (следуя той же логике) нельзя стать ученым, не отказавшись от власти. Скорее, надо признать, что власть производит знание (и не просто потому, что поощряет его, ибо оно ей служит, или применяет его, поскольку оно полезно); что власть и знание непосредственно предполагают друг друга; что нет ни отношения власти без соответствующего образования области знания, ни знания, которое не предполагает и вместе с тем не образует отношений власти. Следовательно, отношения «власть-знание» не следует анализировать на основании познающего субъекта, свободного или не свободного по отношению к системе власти; напротив, следует исходить из того, что познающий субъект, познаваемые объекты и модальности познания представляют собой проявления этих фундаментальных импликаций отношения «власть-знание» и их исторических трансформаций».
Пьер Бурдье
Социальное пространство и символическая власть
«Чтобы изменить мир, нужно изменить способы, по которым он формируется, т. е. видение мира и практические операции, посредством которых конструируются и воспроизводятся группы. Символическая власть, чьей образцовой формой служит власть образовывать группы (либо уже сложившейся группы, которые нужно заставить признать, либо группы, которые еще нужно формировать, как марксистский пролетариат), базируется на двух условиях. Во-первых, как всякий вид перформативного (производительного) дискурса, символическая власть должна быть основана на обладании символическим капиталом. Власть внедрять в чужой ум старое или новое видение социального деления зависит от социального авторитета, завоеванного в предшествующей борьбе. Символический капитал — это доверие, это власть, предоставленная тем, кто получил достаточно признания, чтобы быть в состоянии внушать признание. Во-вторых, символическая эффективность зависит от степени, в которой предполагаемый взгляд основан на реальности. Символическая власть есть власть творить вещи при помощи слов. В этом смысле символическая власть есть власть утверждения или проявления, возможность утвердить или проявить то, что уже существует».