Люди делают странные вещи. Иногда мы даже не подозреваем о том, что наше поведение странное, пока не задумываемся об этом. И тогда совершенно логичным образом рождаются вопросы, мол, почему мы это делаем. Анализируя нас, ученые нашли ряд объяснений некоторым из наших самых странных поступков, чаще всего неосознанных.

Неужели так сложно сменить рулон туалетной бумаги?

В списке самых трудно осуществимых вещей, замена рулона туалетной бумаги находится где-то в самом конце. Тем не менее, по каким-то причинам, многие из нас с трудом выделяют время, чтобы проделать это. Почему? Причина нашей совершенной неспособности заменить этот злополучный рулон, по мнению психологов из Нью-Йоркского университета, на самом деле заключается не в лени, а в том, что замена рулона ну совсем никак не стимулирует и не побуждает к действию и не предлагает практически никакой внутренней награды (кроме устранения последствий удовлетворения естественных потребностей).

Похожие действия, вроде выноса мусора или мытья посуды, в равной степени скучные и ничем не мотивирующие, но они хотя бы дают нам некоторое удовлетворение от сохранения вещей в чистоте и без насекомых. Вовремя выброшенные втулки от туалетной бумаги, заправленный рулончик в коробочку — все это хорошо, но что с того?

Психологи Эдвард Деци и Ричард Райан утверждают, что для того, чтобы замотивировать человека на хоть какое-нибудь действие, задача должна отвечать трем психологическим нуждам: компетентности, самостоятельности и родственности. Рутина должна быть достаточно сложной, чтобы мы чувствовали свою компетентность, выполняя ее. Также она должна вызывать в нас чувство определенного контроля того, что мы делаем. И она должна вызывать чувство укрепления наших отношений с теми, кто нам близок. Также это известно как теория самоопределения. Замена рулончика едва ли соответствует всем трем критериям. Единственное, что она может немного повысить — чувство родственности, мол, «мы все живем в этом доме и значит должны разделять рутинные дела» ради семьи.

Таким образом, если вам нужно найти супруга или супругу, которые будут постоянно менять туалетный рулончик или выполнять прочие чересчур рутинные действия, задача явно не из легких. Убедить их, что хотя выполнение этих заданий не требует особых знаний, оно совершенно не делает вас «рабом», потребует определенного владения языком. Получается, «тебе что, трудно, что ли» превращается в «да, трудно».
Кусать все милое

Всякий раз, когда рядом оказывается ребенок, кто-то неизбежно говорит (таким милым противным голосом еще), мол, «сейчас кого-то укушу» или «съем пальчики твои», ну или другую часть тела. Похожие разговоры происходят при встрече с щенками, и многие из вас вспомнят, что пытались укусить щеночка или котеночка за лапку. В чем дело? Почему у нас есть желание кусать эти милые вещи, пусть и в шутку?

Ученые выдвигают две теории, объясняющие это явление. Первая заключается в том, что наши «провода», отвечающие за удовольствие, переплетаются в мозге. Когда люди (особенно женщины) чуют запах новорожденного, они получают прилив дофамина, подобного тому, когда мы пробуем вкусное блюдо. Есть мнение, что мы связываем милоту с этим вызывающим дофамин чувством, которое напоминает нам о еде. Эта накладка в здравом уме и подкладывает нам подсознательное желание засовывать милые вещи в рот.

Другое возможное объяснение в том, что все это часть игры с покусываниями, которую разделяют многие млекопитающие и которая является частью нашего животного поведения. Многие животные делают вид, что кусают, грызут, жуют, хватают и подбрасывают в дружественной, игривой манере. Не совсем понятно, делается это для улучшения боевых навыков, двигательных навыков или просто для развлечения, но такое поведение чаще проявляется между дружелюбно настроенными союзниками. Требуется много доверия, чтобы позволить кому-то укусить твою руку. Получается, игра в покусаки используется для укрепления социальных связей и может объяснить, почему мы делаем это бессознательно, когда чувствуем эмоциональную близость к чему-то милому.
Смешно, когда смеяться нельзя

Большинство из нас виновны в том, что смеются в ненужное время в ненужном месте, например, когда-то кто-то падает и ему больно или когда получает плохие новости. И хотя мы знаем, что нет ничего веселого в смерти бабушки или когда директор школы ведет торжественную речь перед актовым залом, многие ловили себя (особенно в детстве) на попытках сдержать безумные приступы смеха. Смех в таких ситуациях не одобряется социальными стандартами, но, судя по всему, довольно распространен, и этому есть хорошая причина.

Когда мы смеемся в торжественной обстановке, это совсем не значит, что мы бессердечны или не уважаем происходящее.

Это скорее признак того, что мы переживаем серьезный эмоциональный стресс и наше тело использует смех как способ снять чувство дискомфорта или напряженности. Точно так же смех при виде чьего-то падения или ранения считается эволюционной функцией, которая позволяет племени узнать, что хотя человек слегка ранен или нанес себе легкие увечья, серьезных поводов для тревоги и беспокойства нет, и «до свадьбы заживет».

Смех в общем и целом редко является ответом на что-то смешное по всем канонам. Невролог Софи Скотт объясняет, что чаще смех используется как метод для социальных связей — чтобы люди знали, что нравятся нам, что мы соглашаемся с ними, находимся в одной группе. Зная это, совсем необязательно чувствовать себя монстром, издавая смешок, когда сосед рассказывает, как убегал от вашей собаки. Возможно, вы чувствуете себя неловко и инстинктивно пытаетесь соединиться с ним в неловкой ситуации.
 

Восхищение психопатами

Здоровенная часть населения испытывает восхищение всякой жутью и особенно психопатами. Новости часто сообщают о поступках безумных психов, и по некоторым причинам люди наслаждаются этими новостями, иногда даже намеренно ищут о них информацию. Что такой интерес к нездоровым личностям может рассказать о нас как о людях? Есть три основных теории, которые могут объяснить это пристрастие.

Первая идея заключается в том, что вид или слухи о психах позволяют нам временно выйти из шкуры законопослушных граждан и влезть в шкуру кого-то, кто думает только о себе. Он не делает многого из того, что мы делаем на ежедневной основе: не заботится о других, не старается вести себя хорошо. Представление себя как такой личности (даже бессознательно) временно освобождает нас от всех оков и обязательств, не причиняя особого вреда.

С другой стороны, судебный психолог Рейд Мелой говорит, что психопаты — это своего рода хищники, и связь с ними соединяет нас с нашими исконными условиями, когда мы были одновременно и хищником, и жертвой. Развлечение себя рассказами о хищниках в мире людей позволяет нам связать себя с первобытным животным миром, не испытывая реальную опасность природного мира.

Наконец, психиатр и профессор Гарвардского университета Рон Схоутен говорит, что наше влечение к психопатам похоже на влечение к фильмам ужасов или американским горкам. Иногда мы просто хотим быть напуганными, и рассказы о психопатах-убийцах определенно дают нам искомое. Страх вызывает прилив нейротрансмиттеров, включая дофамин, которые дают нам ощущение удовольствия. В развлекательной среде, где нет реальной опасности, наш страх не длится особо долго. На гребне вызванного дофамином удовольствия, мы обычно покидаем театр или выключаем телевизор с чувством удовлетворения и справедливости (в зависимости от того, как закончился фильм). Собственно, этот тип удовольствия заставляет нас возвращаться к нему.
Делаем вид, что знаем все

Многие из нас наверняка оказывались в ситуации, когда кто-то случайно спрашивает: «Эй, а вы слышали о том-то и о том-то?». Почти не задумываясь, мы отвечаем «да», даже если на то, чтобы обдумать сказанное, по-хорошему должно уйти время, а после понимаем, что почти не знаем ничего о том, что нам сказали. Точно так же некоторые люди делают вид, что хорошо осведомлены о теме разговора, хотя на самом деле ничего не знают. Вне зависимости от того, хотим ли мы все знать или делаем это случайно, ученые говорят, что есть объяснение этому странному поведению.

Корнельский профессор Дэвид Даннинг исследовал эту психологическую закавыку и считает, что большинство людей врут в таких случаях ради удобства или чтобы подтвердить свою идентичность, личность. Он говорит, что многие из нас не имеют очень четкого понимания того, что мы делаем или чего не знаем, и могут неосознанно подделывать знания.

Происходит это мгновенно, когда кто-то спрашивает, знаем ли мы о чем-то, наши мозги начинают смешивать, предполагать и изобретать объяснения вещей. В этот момент мы можем сказать, что знаем что-то (хотя на самом деле нет), отчасти потому, что не хотим засыпать человека вопросами и раздувать беседу, а отчасти потому, что наши мозги говорят, что мы что-то да знаем по теме. Короче, это чувство знания больше является ощущением, что наши мозги пролистывают чертоги памяти и приходят к уверенным выводам.

Впрочем, есть и более очевидная причина: люди утверждают, что знают, потому что им нравится и хочется чувствовать себя всезнайками. Но почему?

Невролог Роберт Бертон объясняет, что наше общество прославляет знание и что быть осведомленным о чем-то — значит иметь соответствующий социальный статус. Быть таким «всезнайкой» — это своего рода пристрастие. По сути, когда мы даем правильный ответ на вопрос или играем в азартные игры, активируется одна и та же область мозга, снабжающая нас дофамином. Получается, от привычки все знать очень трудно отказаться. Потому-то и в школе выскочек хотя и не любят, перевоспитать их тоже сложно. Парадокс.
Плач

Плач кажется нам довольно заурядным опытом, и ничего странного в нем, на первый взгляд, нет. Но если остановиться и подумать о том, что происходит — соленая вода капает из наших глаз в эмоциональные моменты — он покажется немного странным. Что общего у слез, глаз и эмоций?

Одна из самых популярных теорий, объясняющих человеческий плач, выдвинута голландским психологом Эдом Вингерхетсом. Он утверждает, что плач — это по большей части социальный знак, эволюционными корнями уходящий в сигнал бедствия. Большинство молодых животных издают виды сигнала бедствия, чтобы позвать других для помощи.

Считается, что плач возник как способ выразить бедствие (с помощью слез), не подавая привлекающий хищников крик или другой шум. Хотя у младенцев плач обычно очень громкий, взрослые чаще плачут тихо, обильно истекая слезами. Эволюционно это может быть выгодно, поскольку другому члену племени достаточно просто взглянуть на плачущего, чтобы увидеть, что он в беде. Что примечательно, люди — единственный вид, который выпускает эмоциональные слезы. Большинство других животных прекращают издавать сигналы бедствия по достижении зрелого возраста.

Дополнительные доказательства того, что плач мог возникнуть как ответ на опасность или бедствие в том, что он работает в сочетании с нашей симпатической нервной системой (или системой «бей или беги»). В дополнение к слезам, плач ускоряет частоту сердечных сокращений, увеличивается потливость и замедляется дыхание. Эмоциональные слезы также содержат природное болеутоляющее, лейцин-энкефалин, которое может частично объяснить, почему мы чувствуем себя лучше, если поплачемся.

Итак, хотя сегодня люди плачут даже во время безобидных влажных фильмов, изначально это действие могло быть методом защиты.
Вздрагиваем, когда засыпаем

Почти 70% людей иногда дергаются или совершают невольный рывок, «гипнотический рывок» (хотя все его называют по-разному), когда засыпают. Очевидно, хотя это поведение проявляется нечасто, ему должно быть объяснение. К сожалению, ученые до конца не уверены, почему мы испытываем эти спазмы, но есть ряд грамотных теорий.

Некоторые ученые считают, что это просто случайная реакция, которая происходит, когда наши нервы осекаются, переходя от бдительности ко сну. Дело в том, что наши тела не обладают определенным выключателем, где «вкл» — это бодрячок, а «выкл» — сон. Вместо этого мы постепенно переходим от состояния, когда в полную силу работает ретикулярная система (управляющая базовыми физиологическими процессами), к состоянию, когда активна вентролатеральная система (когда управляет циклами сна и сном). Мы можем пребывать в середине между двумя состояниями, постепенно засыпая, и это пребывание связано с определенными накладками обоих состояний. Иногда нервная система дает осечку и отправляет сигнал в последние секунды бодрствования.

Другие считают, что это эволюционная отдача, оставшаяся от наших дней, когда мы жили на деревьях, и что эти рывки — рефлекс приматов, который удерживал их от чрезмерной расслабленности и не давал свалиться с веток.

Другие типы спазмов во время засыпания не связаны с гипнотическим рывком. Сон, в котором вы падаете, например, может вызвать рывок — и это шикарный пример того, как мозг смешивает состояние сна и реальную жизнь.
 

Сплетни

Женщины обычно считаются большими сплетницами, если выбирать из двух полов, но мужчины тоже несут долю ответственности в этом социальном преступлении. По крайней мере одно исследование утверждает, что мужчины сплетничают на 32% больше женщин каждый день. Независимо от того, какой пол сплетничает больше, вредные сплетни могут серьезно нам мешать, в то время как сами мы не можем отказаться от этого сомнительного удовольствия, когда дело доходит до того, чтобы немножко облить кого-нибудь грязью.

Причина этого в том, что большинству из нас присуще желание сближаться с тем, кто находится в конкретный момент времени рядом — и это желание может превосходить любые моральные обязательства, которые не дают нам лезть не в свое дело. Мы хотим образовывать социальные связи с людьми в непосредственной близости к нам, и сплетни не только позволяют нам о чем-то поговорить, но и сразу создают чувство доверия, поскольку сам акт сплетни сообщает, что мы посвящаем человека в свой круг доверия. В свою очередь, другой человек делится секретами, и договор подписывается. При этом, как мы знаем, он дает нам чувство превосходства, повод поржать и развлекает в скучных ситуациях.

Любопытно, но сплетни об успехах людей не имеют того же эффекта. Исследование показывает, что соединение через общие антипатии создает более прочную связь, чем обсуждение положительных сторон третьей личности.

Хотя сплетни зачастую означают, что мы толкаем кого-то еще под автобус ради упрочнения отношений прямо здесь и сейчас или получения своего рода морального вознаграждения, ничего плохого в них нет. Антрополог Робин Данбар считает, что сплетни отчасти способствовали эволюционному развитию наших мозгов. Он говорит, что язык впервые выработался из нашего желания поделиться сплетнями и позволил нам говорить о тех, кого рядом нет, обучая других правильным отношением к группе, внутри и вне ее.

Почти 60% бесед между взрослыми протекают о том, кого рядом нет. Получается, нет ничего параноидального в том, чтобы ваши друзья говорили о вас, когда субъекта рядом нет, просто примите это как данность.
 

Любовь к грустным фильмам

Достаточно всяких бед, неудач и прочей ерунды происходит с нами на ежедневной основе, так почему нам не кажется смешным, что мы хотим провести еще пару часов, глядя на что-то грустное? Многие регулярно обнаруживают себя за просмотром гарантированного генератора слез. Хотя это может показаться нелогичным, одна из причин этого заключается в том, что просмотр трагедий делает нас счастливыми в краткосрочной перспективе, а следовательно, повышает наше удовольствие от просмотра фильма.

Ученые из Университета штата Огайо обнаружили, что просмотр грустных фильмов приводит к тому, что люди задумываются об отношении к своим близким, фильмы заставляют их ценить происходящее и чувствовать радость от жизни. Тем не менее ученые отмечают, что эта реакция отличается от реакции на просмотр трагического фильма: «Фух, ну у меня хотя бы все не так плохо». Такие зрители чуть более эгоистичны, сосредоточены больше на себе, чем на других, и не ждут никакого внезапно свалившегося счастья после просмотра фильма.

По словам доктора Пола Зака, просмотр фильмов или прослушивание историй о других приводит к тому, что мы чувствуем эмпатию, а наши мозги выпускают окситоцин, повышающий наше чувство заботы. Зак даже утверждает, что окситоцин — «молекула морали», поскольку делает нас более доверчивыми, мягкими, сопереживающими. Сразу после просмотра грустного фильма, наполняясь окситоцином, мы чувствуем себя более связанными с людьми вокруг и в целом более удовлетворенными — даже если проливаем скупую слезу. Это чувство заставляет нас возвращаться к депрессивным произведениям искусства снова и снова.
Почему мы считаем молчание неловким?

Независимо от ценности того, что может каждый из нас сказать, многие чувствуют жгучее желание наполнить каждый момент тишины каким-нибудь звуком, «забить эфир». Что плохого в том, чтобы посидеть, помолчать с кем-нибудь, и почему продолжительное молчание заставляет нас чувствовать себя неловко?

Как и многие аспекты нашего поведения, все сводится к нашему первобытному желанию состоять в группе и вписываться в нее. По мнению психолога Намкйе Койденберг, когда танец разговора не проходит по обычной схеме приливов и отливов, мы начинаем переживать, что что-то идет не так. Мы начинаем думать, что неинтересны или неактуальны наши речи, и это приводит к беспокойству о нашем месте в группе. С другой стороны, когда члены диалога размениваются репликами как обычно, мы чувствуем себя социально одобренными.

Тем не менее не все культуры испытывают неловкое молчание, подобно европейским культурам (включая нашу). К примеру, в Японии длительная пауза может быть признаком уважения, особенно если вопрос очень серьезный. Кросс-культурные бизнесмены даже обучаются такому этикету, поэтому им и в голову не приходит, что тихий японский коллега может быть недовольным переговорами или чем-то еще в разговоре.

Финны, австралийские аборигены и представители многих азиатских стран известны своими долгими тихими паузами в разговорах, и это не значит, что что-то пошло не так. Наоборот, они считают, что другие говорят слишком много и не дают мысли передохнуть. Кстати, для тех из нас, кто любит болтать без умолку, ученые посчитали, что четыре секунды тишины достаточно, чтобы почувствовать неловкость в разговоре.

источник