Англичане подвергли вождей восставших сипаев столь необычному виду казни совершенно сознательно. Ведь по представлениям индусов, «разорванные в клочья» (буквально!) плоть и душа уже не могут возродиться к новой жизни.
Главное условие бессмертия души — погребение тела (или праха, поэтому «правильное» сожжение тоже подходит) в «целостном» виде, в одном месте.
Картина Василия Васильевича Верещагина «Подавление индийского восстания англичанами» широко известна в России. Она была выставлена в Лондоне в 1887 году и вызвала бешеный протест, газетные баталии, чуть ли не судебный процесс. Что характерно — никто не отрицал самого факта, отраженного в мрачной картине. Не было и обещанного судебного процесса, были только угрозы им.
Тогда законопослушные, цивилизованные британцы… украли картину. Эта картина В. В. Верещагина бесследно исчезла, и где находится подлинник, до сих пор не известно. Хорошо, что копий сделано было много, и картина осталась в числе известнейших полотен Верещагина. Право же, она того заслуживает.
Но тут интересно обратить внимание на психологию британцев, которая проявилась в этой, не отрицаемой ими самими истории… Вице-король Индии дает слово, и… легчайшим образом отказывается от него. Любой из российских генерал-губернаторов не стал бы нарушать слово уже просто из уважения к самому себе. Видимо, вице-король Индии настолько пренебрежительно относился к сипаям, что нарушение слова для него ничего не значило. Не чувствовал он никаких угрызений совести.
Завоевали для себя Индию люди, уже прошедшие школу работорговли. Уже несколько поколений угнетавшие и грабившие народы мира и привыкавшие все больше жить за их счет. Наконец, они — убежденные расисты. Может быть, самое большое отличие России от других стран Европы именно в этом: россиянин, русский человек никогда не считал «инородца» принципиально хуже себя. Он не делал далеко идущих выводов из «крови и почвы», из принадлежности азиатов к другой, неевропейской культуре.
Сипаев расстреливали в 1858 году. Расстреливали не просто туземцев, а однополчан, недавних военнослужащих Британской империи, которых сами же вооружали и тренировали, вместе с которыми воевали в Китае, на Бирме, в Афганистане, в Крыму против России.
Почти одновременно, в 1859 году, русские войска взяли столицу Шамиля Гуниб, а сам Шамиль сдался в плен. Чеченцы не были подданными Российской империи, а были завоеванным народом. Тем более не были военнослужащими России. И, тем не менее, ни штурм Гуниба, ни оккупация Чечни не повлекли за собой подобных жестокостей. Если упомянуть о слове, данном иноверцу и инородцу, то у Толстого в его «Хаджи-Мурате» получается так, что именно из-за нарушения… вернее, из-за невозможности россиян выполнить данные ими обещания и погибает Хаджи-Мурат. И выглядит он намного симпатичнее, привлекательнее тех, кто его «подставил». Боевой офицер Толстой, воевавший с чеченцами, признает их достоинство, их честь, относится к ним очень уважительно.
Завоевав Чечню, Российская империя запретила набеги, торговлю рабами и кровную месть. Но этим ограничивалось ее вмешательство в жизнь завоеванного народа. Империя не мстила. Более того, она давала полную возможность «встроиться» в жизнь империи: служить в ее армии, например. Чеченец пользовался теми же правами, что и любой другой подданный. Он мог поселиться в Петербурге, учить детей в тех же гимназиях, что и русские или, скажем, армяне и казанские татары. На самых общих основаниях он мог поехать за границу, получив российский паспорт, накапливать богатства, сделать карьеру.
У Толстого вообще нет идеализации реальности, есть спокойное принятие действительности такой, как она есть. Пушкин говорил о «силе вещей». В силу «силы вещей» Кавказ должен был войти в состав Российской империи. Но от этого народы Кавказа не становятся хуже или лучше.
И с «бунтовщиком», идущим против «силы вещей» надо поступать по справедливости: надо помнить, что он тоже человеческое существо.
Взяв Шамиля в плен, его поселили вместе с семьей в почетном плену в Калуге, и там он жил до 1870 года. В Калуге Шамиль вел весьма светскую жизнь. К нему вполне можно было прийти в гости. Шамиль хорошо говорил по-русски, им и его личностью многие живо интересовались. Власти следили, чтобы Шамиль не сбежал, но никому не приходило в голову унизить его, оскорбить, тем более — казнить за ведение войны против России. Более того, в распоряжении Шамиля была свита, слуги.
